заявить. В ту же секунду я увидела в её глазах долю злости и даже ненависти ко мне:
– Я помню, как тебя зовут! Не надо мне всё время напоминать!
Я не понимала в чём моя вина. Я чувствовала, что сестру любят больше, чем меня. Став старше и узнав о происхождении своего имени, я догадалась, что мама так мстит моему отцу, что внутри себя она не простила ему такого поступка, и, каждый раз называя меня по имени, её это сильно ранит. Но никто не знал, как ранило меня, будучи ребенком, такое показательное различие в отношении между мной и сестрой. Её всегда ругали меньше, зато мне доставалось «будь здоров как». Хотя разница в рождении между нами была небольшая, всего 10 минут, но мне постоянно говорили, что я старшая и должна быть умнее.
Воспоминания из глубокого детства у меня размытые. Помню, у нас было 3 или 4 садика, в которые мы ходили. В предпоследнем саду нас каждый день кормили и на завтрак, и на обед, и на ужин отварной рыбой с варёной морковью. Не выпускали из-за стола, если всё не съешь. Один раз меня стошнило в тарелку с борщом. Я не любила есть капусту и варёный лук. Выпила весь бульон, а гуща осталась. Воспитательница, с садистским напором угрожала мне: если тарелка не будет чистая, меня не выпустят из-за стола и долила мне в тарелку ещё не много бульона. Я давилась, но пыталась есть. И тут мой организм не выдержал. Меня вырвало, и я потеряла сознание. Так мне потом рассказывала сестра. Я никогда не получала золотых шоколадных медалек за чистые тарелки. Никогда. В отличии от Маши.
Маша была та ещё хитрюга. Если нас угостят конфетками, она свою тут же прятала в кармашек, как будто уже съела, а я своей конфетой всегда делилась:
– Маса, хотес конфетку? – протягивая сестре угощение спрашивала я.
Маша или забирала мою конфету целиком или надкусывала. Своей конфетой она никогда не делилась, да вообще, мама и бабушка часто находили под её подушкой или под матрасом целый продуктовый набор, состоящий из батона белого хлеба, кучи всякий конфет, колбасы и ещё чего-нибудь. Мама каждый раз удивлялась, как Маша спала на всём этот богатстве.
Несмотря на то, что у нас были разные имена, нас всё время называли одним именем – «Маша-Оля» или «Оля-Маша», тем самым показывая, что не только нас не различают, но и заморачиваться вопросом кто из нас – кто, в принципе, никто не собирается. Но не столько это было обидно, сколько то, что на все дни рождения нам дарили один подарок на двоих, приправляя непременным комментарием:
– Ну, вас же двое. Вместе будете играть.
А нам так хотелось, получить на день рождения отдельный подарок. Для каждой – свой. И пусть это будет одна и та же кукла, но у каждой – своя дочка.
Почему-то папа всегда умел нас различать. Он с мамой словно вёл негласный бой выделяя каждый сам для себя своего ребёнка. Если мама любила больше Машу, то папа свою любовь отдавал мне. И вся его любовь выражалась в том, что мне он не мог отказать ни в одной просьбе, зато сестру отфутболивал по любому вопросу.
