студента, а значит, участвовать.
Со стороны института на меня пытались навесить общественные нагрузки, заставляли ходить на политучебу и выполнять поручения комсомольской организации. Так как они покушались на мое личное время, я всячески старался избегать подобных поручений, но при этом нередко было смешно, когда я читал очередной плакат-объявление, в этот раз зовущий на собрание в поддержку угнетенных народов Африки. Я уже был на полпути к выходу, как мне дорогу перегородила Маруся Стрекалова, краснощекая, пышная телом, секретарь нашей комсомольской организации.
– Звягинцев, ты куда направился?!
– На тренировку.
– Как ты можешь свои личные интересы противопоставлять общественным! Каждый советский студент должен осудить звериную сущность капиталистического отношения к угнетенным народам Африки! Или ты, Звягинцев, другого мнения?!
– Ты мне лучше, Маруся, скажи другое: ты хоть одного живого негра видела?
– Нет! Но это не значит, что я не должна бороться за их свободу и независимость! И скажу тебе прямо, Звягинцев, как комсомолец комсомольцу, от твоих слов попахивает гнилым индивидуализмом! Мне уже не раз докладывали, что ты нередко избегаешь общественных мероприятий и отказываешься от нагрузок! Ты комсомолец, Звягинцев, и живешь в советском обществе! Ты не можешь…
Я не стал ничего говорить, а вместо этого быстро и неожиданно протянул руку и легонько ущипнул ее за крупную грудь, которая просто распирала ее кофточку, при этом был готов отскочить, если она попытается ударить меня, но вместо этого она неожиданно ойкнула и густо покраснела. Воспользовавшись замешательством девушки, я быстро обошел ее и продолжил свой путь. После этого случая Маруся на ближайшем собрании поставила вопрос о моем махровом индивидуализме, и мне стало понятно, что от меня просто так не отцепятся, после чего я принялся изображать активную деятельность. Все это заставило меня задуматься о том, что необходимо найти более спокойное место для проживания, но самый лучший вариант: снимать комнату или квартиру, что в перенаселенной Москве обходилось очень дорого.
«Пора искать способ для получения денег, – решил я. – Причем не откладывая».
Всю первую неделю гулял по Москве. Город казался… Нет, не чужим, но очень непривычным для моего глаза. Много старых домов с обвалившейся лепкой и потрескавшимися стенами, церквушки, превращенные в мастерские; угловатые и скучные, словно по линейке выстроенные стояли современные здания. На улицах было непривычно мало транспорта, зато они были полны народа. У магазинов покупатели звенели молочными бутылками и металлическими бидончиками, из дверей вкусно пахло свежим хлебом, а витрины были заставлены пирамидами консервных банок. Странно и непривычно смотрелись деревянные кабинки телефонов-автоматов и тележки с мороженым. И опять плакаты. Они были повсюду. Нередко с ликом Сталина. Их можно было
