и, посадив Цай Юйчжэнь на закорки, понес ее к реке, где стал смывать кровь с ее лица. Лю Шуньчан крикнул: «Цай Юйчжэнь, как дела?» Но Ван Цзякуань и Цай Юйчжэнь по-прежнему не откликались. Лю Шуньчан подобрал лежавший у его ног камешек и бросил его в реку. Ван Цзякуань лишь мельком взглянул на брызги и пошел в заросли за лечебной травой. Сорванную траву он как следует пережевал, после чего выплюнул получившуюся кашицу в правую руку и размазал по ране Цай Юйчжэнь.
Цай Юйчжэнь снова взобралась на спину Ван Цзякуаня, и он понес ее назад. Хотя тропинка поднималась наверх, Ван Цзякуань шел, подпрыгивая на ходу, и казался таким счастливым, словно нес свою невесту. В какой-то момент он играючи уронил Цай Юйчжэнь на землю, и та стала колотить его кулачками, желая вырваться и убежать вперед. Но Ван Цзякуань расставил руки, преграждая ей путь. Тогда Цай Юйчжэнь пришлось уцепиться за его плечи и продолжить путь, подпрыгивая вместе с ним.
Сделав несколько шагов, Ван Цзякуань вдруг обернулся и схватил Цай Юйчжэнь в охапку. Та, словно листок бумаги, легко приподнялась над землей и оказалась в объятиях Ван Цзякуаня. Ван Цзякуань внес ее в дом на руках. За ними на ощупь вернулся Ван Лаобин. Лю Шуньчан заметил, как дверь беззвучно закрылась. «Вот и прошел еще один день их жизни, и похоже, они счастливы», – подумал Лю Шуньчан.
Осенний ветер, словно ночной путник, шаркал вдоль берегов реки. Ван Лаобин и Ван Цзякуань уже провалились в глубокий сон. Цай Юйчжэнь услышала снаружи какой-то звук, ей показалось, что ветер сорвал что-то висевшее на стене их дома. Поначалу она не придала этому значения, ведь теперь их покрытый черепицей дом приобрел вполне жилой вид и в нем можно было спать спокойно. Но, переживая, что ветер унесет сохнувшую на улице одежду, она все-таки заставила себя подняться с постели.
Цай Юйчжэнь открыла дверь, ее шею тут же обдуло ветром. Она включила фонарик, и его луч уподобился вытянутой в бесконечность палке, один конец которой упирался в руку Цай Юйчжэнь, а другой – в ночную темень. Держа в руках эту сверкающую палку, она обогнула угол дома и увидела висевшую на бамбуковом шесте одежду. Та никуда не улетела, ветер трепал висящие рукава, словно кто-то с силой тряс чьи-то руки. Решив занести одежду домой, Цай Юйчжэнь зажала фонарик во рту и потянулась к шесту. Но не успела она до него дотронуться, как ее кто-то схватил. Сильные руки перенесли ее через канаву, через две могилы и наконец повалили в стоявший у реки стог сена. В этой сумятице Цай Юйчжэнь выронила фонарик, лампочка разбилась, и оба берега реки погрузились в жуткий мрак.
Кто-то разорвал одежду Цай Юйчжэнь и, словно изголодавшийся по молоку щенок, накинулся на ее грудь. Цай Юйчжэнь хотела закричать, но не могла. От укусов ее соски горели огнем, она запомнила, что у насильника была борода. Он пытался стянуть с нее штаны, но она крепко зажала пояс в руках и каталась по стогу, пытаясь увернуться. Разозлившись, насильник освободил одну руку, нашарил карман и вытащил оттуда нож. Он приставил этот
