align="center">II. Типология как взаимоотношение Индивидуального и Универсального
За Типологией скрывается такой феномен, как самоопределение: осознание себя, как некоторого уникального события. Сама мотивация заниматься Типологией есть мотивация размышлять, чем мы отличаемся от других. Однако, речь идет не о бесстрастном различении какого-то множества (насекомых), которому мы сами не причастны, на которое мы отстраненно взираем из своего далекого мира. Живой интерес к предмету возникает в силу того обстоятельства, что мы находим себя в каких-то элементах этого множества, мы сами включены в это множество. Сам по себе факт заинтересованности уже указывает на наличие вертикали – указывает на то, что и Типология, и мы сами причастны вертикальности.
Если бы Типология была чисто горизонтальным предметом, она не вызывала бы такого болезненного интереса. В горизонтальности универсумов нет никакой страсти – это спокойное, анатомическое отличение одного вида от другого. Но мы типируем других не только ради научного любопытства, не для того, чтобы выявить какую-то схему, – мы занимаемся этим потому, что сами глубоко вовлекаемся в процесс и становимся заинтересованным лицом, словно узнаем что-то важное о себе. В детстве, читая книжки Фенимора Купера про индейцев, или Стивенсона «Остров сокровищ», мы испытывали необычайный интерес не только к фабуле (что будет дальше?), но и к самому описанию героя. Майн Рид или Вальтер Скотт дают всегда полноценное художественное описание героя, рисуют его психологический портрет, выводят какой-то тип. Кто такой Джон Сильвер или сквайр Трелони у Стивенсона? Они описаны, как некоторая конфигурация; через манеры их поведения, поступки передан их характер. И к этому характеру мы испытываем трепетный интерес, как и к характеру Пьера Безухова или Андрея Волконского. Это не просто зоологический интерес, какой бывает к видам лягушек, – наш психологический интерес заключается в том, что мы всегда примеряем на себя психотипы героев, особенно если эти герои положительные. Нам хочется подражать, играть в этих героев, поэтому дети раздают друг другу роли, назначают, кто будет Чингачгуком, а кто – Зверобоем. И в этих детских играх, в этой примерке костюма на себя можно увидеть истоки Типологии – мы натягиваем костюм, чтобы посмотреть, насколько он подходит нам. Потом, когда мы вырастем, мы будем играть в йогов, в самураев, в президентов. Сама игра в кого-то, как поиск себя, кем в итоге окажемся мы сами, и есть основа Типологии. А игра в кого-то – это не горизонтальное явление, это вертикальное явление, феномен индивидуализации. Это желание себя универсализировать, оставаясь при этом индивидуальным.
Наоборот, стартуя от универсальных шаблонов, мы получаем какие-то формы де-формации в сторону индивидуального, «увечные» универсумы. Универсумы деформируются, порождая внутри себя слабо-индивидуальные события. Но с этим ли мы имеем дело, когда играем в индейцев или сыщиков? Отнюдь! Мы имеем
