благодарна. Она меня спасла. Позвонила на следующий день после моего возвращения и сообщила:
– Преодолев длинное расстояние, ты познаёшь выносливость лошади, а через долгое время ты узнаёшь, что у человека в сердце.
– На дачу, что ли, приехать надо? – догадалась я. – С Гусей помочь?
– И про поездку рассказать, – уточнила бабушка и, не сдержавшись, упрекнула: – Могла бы и вчера позвонить. Мне интересно, между прочим!
Я была готова её расцеловать. Жаль, она вотсапом не пользуется, послала бы ей тысячу сердечек разных цветов. Хоть кому-то интересно послушать про мою поездку… Хоть куда-то можно сбежать от молчаливых и сердитых родителей. «Может, и до конца лета там останусь», – думала я, укладывая в сумку побольше книг.
С мамой я попрощалась прохладно. Сомневаюсь, что она это заметила.
На дачу я решила ехать на электричке. «Как взрослая», – заметил папа. Мне это «как» не давало покоя всю дорогу. Я и есть взрослая!
Гуся был мне рад. Такой смешной, волосы выгорели, на концах завиваются, как у девочки. Локти, колени и нос – всё в зелёнке. И постоянно у него что-то во рту: то грызёт леденцы, то жуёт жвачку.
Первым делом показал свою коллекцию лизунов. Синий и оранжевый были его любимыми. Гуся сжал оранжевый так, что над кулаком навис пузырь, и посмотрел сквозь него на свет.
– Видишь, внутри лизуна горит солнце!
Потом он сжал синий.
– Видишь? – показал мне.
– Тоже солнце горит?
– Море!
Бабушка тут же проворчала, что от лизунов на деревянных стенах дома остаются такие пятна, которые даже китайские пятновыводители не берут.
– Я ж вам подарки привезла! – вспомнила я и вручила Гусе футболку, на которой был изображён бык, и рогатку с надписью «Барселона», а бабушке – упаковку миндального печенья.
Футболку Гуся положил на диван, а рогатку спрятал в карман, опасливо оглядываясь.
– Я всё вижу, – предупредила бабушка, а когда Гуся, посвистывая, выбежал, пожаловалась мне: – Вон, посмотри, какие жирные пятна!
Я погладила стену рукой, вздохнула.
В отличие от моей комнаты, дача встретила меня распростёртыми объятиями: распахнутыми дверями стеклянной веранды, из которых вырывались ситцевые занавески, запахом дерева, грибов, сада. Мои старые игрушки, учебники, джинсы, из которых я выросла, и платья, которые мама с Катей носили в детстве, куча книг и журналов «Наука и жизнь» с пожелтевшими страницами, ледяная вода из рукомойника, солнечные лучи сквозь сосновые верхушки, отдалённое гудение пилы – всё было как в детстве, всё успокаивало, умиротворяло. Хотелось улечься на старенький диван, сунуть под голову твёрдую думочку, вышитую Катей, накинуть на голову капюшон толстовки и заснуть под гудение пчёл и шелест яблонь…
– Не работает стрелялка! – влетел в дом Гуся. – Плохо стреляет!
– Это рогатка, – поправила я.
– Всё равно плохо! – заявил Гуся и бросил рогатку на диван.
– Слышал когда-нибудь про дарёного
