Отдела науки ЦК КПСС мы с В. С. Коробейниковым вылетели в Токио.
Программа нашего пребывания была весьма насыщенной. Мы посетили не только редакции газет, но и побывали в вузах. Но, пожалуй, самым ответственным моментом была длившаяся более двух часов пресс-конференция японских журналистов. Нам задали множество вопросов (не только из области изучения общественного мнения и развития социологии в СССР).
Когда пресс-конференция подходила к концу я попросил разрешения задать вопрос японским журналистам. Получив его, я спросил: чем можно объяснить такое исключительно высокое трудолюбие японцев? В зале воцарилась тишина. Потом начался обмен репликами среди журналистов. Потом один из них попросил слова и сказал, что объяснить это можно тем, что у японцев мало развиты другие потребности. В зале раздался смех. И устроители пресс-конференции начали нас всячески благодарить за наши ответы и пригласили тут же на обед, который, как обычно, прошел в «теплой, дружеской обстановке».
Перед отъездом мы посетили древнюю столицу Японии Киото, провели там целый день и увидели много интересного. На другой день мы вылетели в Москву. Из гостиницы выехали за три часа. Как нам объяснили – на всякий случай, чтобы не опоздать. Но, как назло, по дороге в токийский аэропорт попали в мощнейшую пробку и опоздали на 40 минут. Подъезжали к аэропорту мы в мрачном настроении. Пройдя сразу на посадку, мы с радостью увидели, что наш «аэрофлотовский» лайнер еще только начал загружаться. Оказалось, что вылет самолета тоже задерживался. Мы были спасены и в Москву прилетели вовремя.
Спустя неделю по прибытии в Москву я обнаружил, что заболел какой-то очень серьезной формой пневмонии. Меня поместили в госпиталь, где мне пришлось пробыть более трех месяцев, встретить там новый 1988 год. У меня было время о многом подумать и кое-что серьезно переоценить.
В Институте я появился только в начале марта и как-то очень сильно почувствовал, что многие меня уже не ждали. Работать на посту директора мне оставалось полгода. Время это было довольно бурное во многих отношениях. Но главным было включение меня в группу при ЦК КПСС по подготовке Постановления о развитии социологической науки.
Нельзя не вспомнить, что 1987 год был годом «демократической атаки» на Институт и его директора. Статьи в журналах, доклады на конференциях, «информация» секретарям ЦК КПСС – все пошло в ход. Плюс к этому внутри Института оживились честолюбивые настроения у некоторых маститых ученых.
Короче говоря, обстановка накалялась, хотя Институт продолжал работать, и весьма успешно. Рос интерес к социологии в целом и к результатам наших исследований в частности. Контакты Института расширялись. Но отношения с руководством Советской социологической ассоциации оставляли желать лучшего. Однако у меня все это почему-то не вызывало никакого беспокойства, скорее, некоторое любопытство. И дело тут, наверное, не в излишней самоуверенности; просто, будучи постоянно
