двадцатидвухлетний (или семнадцатилетний?… пусть двадцатидвухлетний), готовился стать доктором права и знал в совершенстве три языка. И при этом уже тогда у него был отвратительный характер. Самолюбивый, заносчивый, обидчивый, несдержанный (весьма характерно для бастардов) юноша доставлял матери (с отцом они не жили) немало хлопот.
Может, Александр и стал бы доктором права, но тут началась война с французом, и молодой Грибоедов, бросив всё, как тогда делали многие, и подался в гусары. Но на войну, куда так рвался наш герой, он не попал. Сначала заболел, потом просидел в резерве в Белоруссии, и там от нечего делать взялся куролесить, прослыл волокитой и бретёром. Развлекался.
После окончания войны он уволился из армии и продолжил развесёлую жизнь молодого повесы в Петербурге. Апофеозом разгула стала так называемая четверная дуэль.
В те времена в столице на сцене балета блистала Истомина. Вся столичная молодежь мужеского пола сходила по ней с ума, даже Пушкин посвятил ей несколько строк. И друг Грибоедова Завадовский тоже сошёл, да так, что увёл её у очередного любовника, у Василия Шереметева, кстати, ещё одного друга Александра Сергеевича. Шереметев вызвал Завадовского на дуэль. Секундантами тут же самоназначились Грибоедов и Якубович, причём сразу условились: они тоже будут драться. Стреляться договорились с шести шагов! Шесть шагов – это верная смерть одного из дуэлянтов. Вернейшая! Шпана столичная! Искатели приключений! Самооценку повышали… Перед дуэлью чуть было не произошло примирение, однако Грибоедов (кто тянул за язык!) вдруг брякнул: «Мы же дали слово!» – и всё покатилось-поехало к ужасному концу.
Первым стрелял Шереметев.
Промахнулся. Только воротник отстрелил Завадовскому.
Завадовский целился долго, Шереметев стал нервничать, кричать и оскорблять Завадовского, тот не выдержал и выстрелил.
Пуля угодила Шереметеву в живот. Через сутки в мучениях он скончался.
Дуэлянтов наказали, но вполне умеренно. Отец Шереметьева просил государя простить Завадовского, и тому позволили по-тихой уехать за границу.
Якубович отсидел на гауптвахте, потом его отправили на Кавказ.
А вот с Грибоедовым случились перемены. Настоящие, серьёзные. Никак он не мог простить себе смерть друга. Это же он (сам прекрасно осознавал), он своей нелепой фразой спровоцировал трагедию. И мать поняла, добра от великовозрастного сыночка ждать не приходится, и, задействовав семейные связи, отправила Александра по ведомству министерства иностранных дел куда подальше, в посольство (мы помним, что к языкам у Александра всегда был талант, да и университетское образование позволяло знаться сей службой). Выбор пал на два посольства: в Северо-Американских Соединенных Штатах, в совершенном по тем временам захолустье, и в Персии. Последний вариант казался более перспективным, там недавно окончилась война, и нужно было улаживать отношения.
Конец
