виде́ние, потому что другой лучник тоже видел нечто подобное, но он говорил о капле золота, упавшей с неба…
– А почему не золотой дождь, – огрызнулся я, думая о дожде, который поливал столицу с самого утра.
Во взгляде Оуэна промелькнуло восхищение.
– Золотой дождь… – мечтательно повторил он. – Хорошее замечание, друг мой, отражающее определенные чувства свидетелей. Прекрасная картина, вызывающая в памяти тот золотой дождь, в который превратился Зевс, чтобы утешить бедную Данаю, запертую ее отцом в бронзовой башне… Прекрасная картина, но в данном случае дождь был смертоносным.
– Вы не собираетесь отметить, что стрела арбалета была изготовлена из блестящего металла, похожего на золото, но из сплава, неизвестного науке?..
– Конечно! Но все-таки, Ахилл, почему такой едкий тон? Ведь я же не виноват в этих странных событиях! И моя ли это ошибка, если свидетели видели золотые вспышки в небе? Впрочем, этому можно найти несколько объяснений! Простая игра света вследствие солнечных бликов в тумане – своего рода эффект радуги. Радуга, арка в небе, как лук, говорите вы? Значит, убийцей мог быть только ангел! Кто стреляет позолоченными стрелами, понятно без слов!
Почему вы все обращаете в насмешку, дорогой друг? Почему насмехаетесь над событиями, подтвержденными десятком честных свидетелей? И не улавливаете ли вы поэзию в этом убийстве? Попытайтесь же видеть вещи в оптимистичном свете, закрыв глаза и представив себе прекрасную картину: большой зеленый луг, усеянный маргаритками – первыми весенними цветами, солнце, улыбающееся в небе, и легкий туман для художественной дымки… Можно начинать «сельский маскарад» Талии! Стрелки́ занимают свои позиции… А затем в качестве кульминации празднества Зевс проливает золотой дождь… Но в этот раз он приносит не жизнь, как было при зачатии Персея, а посылает небесную стрелу своего гнева. Сэр Томас падает и больше не поднимается. Он мертв. Убитый «небесным луком», как вы точно заметили. Это ли не великолепное преступление, Ахилл? Идеальное преступление, настоящее чудо жанра!
Я сдержанно согласился, соответственно его своеобразному ви́дению. Кроме того, я обратил внимание Оуэна, что каким бы замечательным ни было это убийство, равно как и предыдущее, оба они остаются совершенно необъяснимыми.
– Тайна продолжается, как и этот проклятый дождь, – добавил я, повернувшись к окну. – И я сейчас отправлюсь навстречу ему.
– Но не собираетесь же вы идти пешком, друг мой? – воскликнул Оуэн. – Возьмите фиакр…
Я посмотрел на красивые фаянсовые часы, стоявшие на буфете, которые показывали чуть больше десяти. В это время на улице – ни души…
Но тут послышался звон фиакра, остановившегося у нашего дома. А затем лошадиное ржание и звук голосов.
– Кто бы это мог быть? – бросил Оуэн, проворно подойдя к окну. Я встал рядом, но за пеленой дождя мы увидели только тени. При слабом свете газового рожка было видно, как фиакр быстро
