тряпки было множество маленьких светлых раковин и две старые монеты. Одна монета была квадратной. Ам Баке собрал раковины и монеты в горсть, потряс и бросил на тряпку. Затем он разровнял их ладонью.
В комнате не было окон, но в воздухе тонко зудели неизвестно откуда взявшиеся москиты. Ам Баке смотрел на расположение раковин и монет. Все остальные смотрели на Ам Баке. Илья пересчитал раковины на тряпке. Их оказалось тридцать две.
Ам Баке покачал головой и что-то сказал Оме. Ома закрыла рот рукой и отодвинула свой табурет к стене, подальше от Ильи. Ам Баке повторил процедуру. Он внимательно посмотрел, как легли раковины и монеты, и остался доволен. Затем он убрал несколько раковин в сторону и снова оценил положение остальных предметов на тряпке.
Илье было скучно. Он боялся, что москиты его покусают и он заболеет малярией.
Неожиданно Ам Баке хлопнул в ладоши. В комнате настала полная тишина. Илья почувствовал: что-то изменилось, что-то было теперь по-другому. Он оглядел комнату и людей; нет, все так же. Вдруг он понял: в комнате больше не зудели москиты. Они куда-то исчезли.
Ам Баке снова убрал несколько раковин в сторону и, не помедлив ни секунды, смешал остальные и собрал их в ладонь. Он потряс их, как и первые два раза, но бросил на тряпку не сверху, а веерообразным движением. Затем он отложил еще несколько раковин и одну монету в сторону. Ам Баке долго глядел на оставшиеся раковины и квадратную монету на желтой тряпке. Затем начал говорить. По-голландски.
Ома и миссис Рутгелт внимательно слушали. Илья взглянул на Руди; тот темнел в дверном проеме, чуть склонив голову – рост не позволял ему распрямиться. Илья ожидал, что кто-нибудь переведет то, что говорилось о нем, но Рутгелты слушали, не перебивая и не задавая вопросов. Им было все ясно.
Ам Баке кончил говорить и повернулся к Илье. Он поднял свечу высоко над головой; на потолке образовался желтый круг с дрожащим язычком пламени внутри. Ам Баке смотрел мимо Ильи, как маруны на рынке, и что-то там видел. Илья чувствовал, что колдун действительно что-то видит над его левым ухом. Илья потрогал рукой свое ухо и воздух над ним; там ничего не было.
– Когда ты родился, – вдруг сказал Руди, – ты должен был умереть. Ты родился очень больной и должен был умереть.
Это была правда: мать много раз рассказывала Илье, что он родился мертвый – пуповина обвилась вокруг шеи, и он перестал дышать. Мать лежала на родильном столе и плакала. Стол был вплотную подвинут к окну, и шумевший за окном летний дождь заливал роженицу. Она плакала, и капли дождя у нее на лице опресняли слезы.
Искусственное дыхание не помогало. Тогда врач-армянин (мать не помнила его имя, только то, что он был армянин) взял Илью за ноги и поднял вниз головой. Он шлепнул его несколько раз по спине, и неожиданно Илью вырвало прозрачной кашицей прямо на плачущую мать. Илья начал дышать. И стал жить.
Конец
