говорил матом, как делали другие мальчики в нашем классе. – В ебло захотел? Сейчас оформлю.
Ермолаев не хотел. Остальные, подумав, решили не интересоваться, на что Конкин собирает деньги, и разошлись тихо, размышляя, от чего лучше отказаться – от супа или от компота.
Я не очень понял, что произошло, и решил посоветоваться с папой Темой.
Тот выслушал все и не удивился.
Он оглядел меня как-то по-новому и затем, подставив открытую ладонь, попросил ударить в нее со всей силы.
– Зачем? – не понял я.
Обычно мы обсуждали, где находятся какие столицы, какая страна с кем граничит, или говорили о любимых и не очень писателях. Раньше в нашей семье никто никого никогда не бил по ладоням.
– Хочу посмотреть, какой у тебя удар, – сказал папа Тема.
Я замахнулся и ударил. Получилось звонко и как будто сильно.
– Плохо, – вздохнул папа Тема. – Будем учиться.
В конце 30-х его отца, известного инженера, и политработницу-мать отправили в лагеря, а папу Тему – в детский дом для детей врагов народа. Нравы там мало отличались от тюремных, и он выжил, потому что научился драться, и драться жестоко.
В тот вечер он показал мне, как правильно ставить ноги перед ударом, как отталкиваться и разворачивать бедро, чтобы ударить всем весом, а не просто рукой. Он учил меня бить коротко и без замаха. Он учил меня бить куда больнее.
– Завтра, – сказал папа Тема, – когда твой второгодник подойдет за деньгами, скажи ему, что от тебя пусть денег не ждет. Он начнет “качать”, – это я не понял, но слушал внимательно, – тут сразу бей. Старайся попасть в подбородок, чтобы он потерял равновесие, а потом в нос, чтобы в кровь. Бей, не бойся; с мамой я поговорю.
Думаю, маме он так никогда ничего и не сказал.
Утром перед школой я занервничал. Я не хотел драться: я боялся и надеялся, что Конкин не придет в школу. Потом решил, что проще не ходить в школу самому.
Я постучал в дверь родительской спальни и сказался больным.
– Глупости. – Мама потрогала мой лоб сухими со сна губами. – Ничего у тебя нет. Абсолютно здоров.
Расстроившись, я пошел на кухню, и туда сразу вышел папа Тема. Он сел напротив и молча смотрел, как я ем гречневую кашу с молоком.
Затем сказал:
– Не бойся, все через это проходят. Сейчас побежишь – всю жизнь будешь бегать.
На большой перемене мальчики собрались вокруг Конкина в дальнем углу и сдавали ему по десять копеек. Ермолаев отдал первым и остался стоять рядом, кивая каждый раз, когда очередной мальчик протягивал деньги.
Я не пошел. Я ушел в другой конец коридора, ближе к учительской, и надеялся, что Конкин про меня забудет.
Он не забыл и отыскал меня сам. Конкин был в хорошем настроении и не собирался конфликтовать.
– Гони гривенник, – сказал Конкин. – Я после географии сваливаю.
– Нет. – От
