поросший мхом. Кости, выкатившиеся наружу, лежали в беспорядке у подножья семи корявых карликовых деревьев. Да, выглядели они, как деревья. Но иногда они двигались. А иногда среди морщин их коры поблескивало во влажном сумраке нечто вроде узкого глаза или клыка.
В тени от двери склепа сидела, расчесывая волосы, Бьянка.
Вдруг густой сумрак дрогнул, встревоженный шарканьем шагов.
Семь деревьев, семь карликов повернули головы на звук.
Из лесу на поляну вышла безобразная дряхлая старуха. Спина ее была согнута дугой, отчего голова – сплошь в морщинах, почти лишенная волос, как у стервятника – хищно торчала вперед.
– Вот мы наконец-то и здесь, – скрипучим, как у стервятника, голосом проскрежетала старуха.
Подойдя ближе, она с трудом опустилась на колени и пала перед Бьянкой ниц, уткнувшись лицом в траву среди блеклых цветов.
Бьянка глядела на нее во все глаза. Старуха поднялась и обнажила в улыбке желтые пеньки зубов.
– Я пришла к тебе от ведьм с низким поклоном и с тремя дарами, – сказала она.
– Зачем тебе это?
– Ишь, какое шустрое дитя – а ведь ей всего четырнадцать. Зачем? Из страха перед тобой. Я принесла дары, чтобы снискать твое благоволение.
Услышав это, Бьянка рассмеялась:
– Что ж, показывай.
Старуха взмахнула рукой в зеленоватом воздухе, и в руке ее появился шнур из пестрого шелка, затейливо переплетенного с человеческими волосами.
– Вот пояс, что защитит тебя от злых козней попов – от распятия, от потира, от этой треклятой святой воды. Вплетены в него и волосы непорочной девы, и волосы женщины нестрогого нрава, и волосы покойницы. А вот… – еще взмах руки, и на ладони старухи появился лаковый гребень, расписанный лазурью по зелени, – …вот гребень из самых морских глубин, русалочья безделка, чтоб очаровывать и повелевать. Расчеши им локоны, и ноздри мужчин наполнит аромат моря, а уши – рокот волн, и этот рокот свяжет их надежнее любых цепей. И, напоследок, – добавила старуха, – тот древний символ коварства, тот красный Евин плод, то самое яблоко, румяное, как кровь. Откуси кусочек – и разом познаешь все зло, которым похвалялся змей.
Взмахнула старуха рукой в последний раз, добыла прямо из воздуха яблоко и вместе с поясом и гребнем подала его Бьянке.
Но Бьянка окинула взглядом семь кривых карликовых деревьев.
– Дары мне по нраву, – сказала она. – Но я не слишком доверяю ей.
Из клочковатых бород выглянули наружу безволосые маски. Блеснули щелки глаз. Щелкнули сучковатые когти.
– Но все-таки, – продолжала Бьянка, – я позволю ей повязать мне пояс и расчесать волосы гребнем.
Старуха, расплывшись в глупой ухмылке, повиновалась и заковыляла к Бьянке, будто жаба. Повязала ей пояс. Расчесала надвое волосы. Зашипели, брызнули искры: от пояса – ослепительно-белые, от гребня – цвета павлиньего глаза.
– А теперь,
