сомнения – как Бог может существовать в нашей материальной реальности? В детстве мне очень хотелось верить в Бога, небеса и потустороннюю жизнь, однако годы, проведенные в строгом научном мире академической нейрохирургии, настойчиво возвращали меня к вопросу, как такие невообразимые вещи могут существовать. Современная неврология принимает за аксиому, что именно мозг развивает сознание – или ум, душу, дух, как ни называй эту невидимую, но неотъемлемую часть человека, которая одна делает его тем, кто он есть на самом деле, – ну меня едва ли были поводы сомневаться в этом.
Как большинство медработников, которые имеют дело с умирающими пациентами и их семьями, я слышал о совершенно необъяснимых событиях и даже присутствовал при некоторых из них. Я заносил эти случаи в разряд «непонятных» и не пытался докопаться до истины, а вместо этого призывал на помощь здравый смысл и придумывал такое объяснение, которое удовлетворило бы всех.
Не то чтобы я отрицал веру в сверхъестественное. Как врач, который все время видит сильнейшие физические и душевные страдания, я не имел права лишать людей того успокоения и надежды, которую дает вера. На самом деле я бы и сам от них не отказался.
Однако чем старше я становился, тем меньше для меня оставалось шансов обрести Бога. Как океан вымывает песок с пляжа, так и мое научное мировоззрение мягко, но неуклонно подрывало мою способность верить во что-то непознаваемое. Наука постоянно находила новые свидетельства того, что наше значение во Вселенной стремится к нулю. Верить во что-то иное – это было бы так приятно! Но наука не занимается тем, что приятно. Она занимается тем, что существует.
По натуре я кинестетик, то есть, проще говоря, я обучаюсь через действие. Если я не смогу что-то пощупать, вряд ли оно заинтересует меня. Это желание дотянуться и прикоснуться к тому, в чем я пытаюсь разобраться (а также желание походить на отца), и привело меня в нейрохирургию. При всей своей загадочности и абстрактности человеческий мозг невероятно реален. Будучи студентом-медиком в Дьюке, я испытывал восторг, когда глядел в микроскоп и своими глазами видел тонкие удлиненные клетки нейронов, которые вызывают синаптическую связь, порождающую сознание. Мне нравилось, что операции на мозге представляют собой сочетание абстрактных знаний с абсолютной физиологичностью. Чтобы достичь мозга, нужно оттянуть слои кожи и тканей, покрывающих череп, и применить высокоскоростное пневматическое устройство под названием «сверло царя Мидаса». Это очень хитроумное оборудование, стоящее тысячи долларов. Но если вникнуть в суть, это все равно просто… сверло.
Как врач я не имел права лишать людей того успокоения и надежды, которую дает вера.
Точно так же, когда мы хирургически чиним мозг – при всей сверхсложности этой задачи, – этот процесс ничем не отличается от починки аппаратуры, работающей на электричестве. И я прекрасно знал, что мозг – это, собственно, и есть аппарат, вырабатывающий сознание. Конечно, ученые еще не узнали, как именно нейроны мозга это
