так. Прошу прощения за это.
– А я не прошу, – фыркает Ланни. – То, что мне говорят, как я должна одеваться, – это просто смешно до усрачки. Тут что, католическая школа?
Выражение лица директора Уилсон не меняется.
– И в придачу, как вы видите, ее манеры.
– Вы говорите обо мне так, как будто меня здесь нет! Как будто я не человек! – бросает Ланни, вскидывая голову. – Не вам учить меня манерам!
При виде ее лица я вздрагиваю, прежде чем успеваю справиться с потрясением. Бледный тональник, глаза густо накрашены черным, губная помада – трупно-синего цвета. Серьги в виде черепов.
На миг у меня перехватывает дыхание, потому что вместо лица своей дочери я вижу другое лицо, чужое лицо, лицо девушки, которая висит в петле из толстого проволочного каната; свалявшиеся волосы облепили голову, глаза выкатились из орбит, оставшиеся на теле участки кожи того же самого оттенка…
«Сложи это в ящик и запри его. Ты не должна возвращаться туда». Я отлично понимаю, что Ланни сделала это намеренно, и сейчас наши взгляды прикованы друг к другу – словно скрещенные в поединке клинки. У нее есть такая зловещая способность – находить и нажимать кнопочки в моей душе. Она унаследовала это от своего отца. У нее такой же разрез глаз, как у него, и она так же наклоняет голову.
И это меня пугает.
– И вдобавок, – продолжает директор Уилсон, – эта драка.
Я не отвожу взгляда от дочери.
– Ты пострадала?
Ланни показывает мне правый кулак – костяшки пальцев ободраны. «Ох». На ее синих губах возникает намек на улыбку.
– Видела б ты ту девчонку!
– У той девушки подбит глаз, – поясняет Уилсон. – А ее родители – из тех, у кого номера юристов стоят на быстром дозвоне.
Мы обе не обращаем внимания на ее слова, и я киваю Ланни, чтобы она продолжала.
– Она ударила меня первой, мама, – говорит Ланни. – Сильно. А до этого толкнула меня. Она заявила, что я пялюсь на ее тупого парня, хотя я этого не делала – он просто урод; и вообще, это он на меня пялился. Я-то здесь при чем?
– А где та девочка? – спрашиваю я, переводя взгляд на директора Уилсон. – Почему ее здесь нет?
– Родители забрали ее полчаса назад и отвезли домой. Далия Браун – школьная отличница, и она утверждает, что затеяла драку вовсе не она. И ее слова подтверждены свидетелями.
В средней школе всегда есть свидетели, и они всегда говорят то, чего хотят от них их друзья. Директор Уилсон, несомненно, знает это. Она также знает, что Ланни – новенькая в школе и не умеет ладить с другими учениками. Вот почему моя дочь выбрала готский стиль как часть механизма контроля: оттолкнуть окружающих прежде, чем они оттолкнут ее. Именно так, в некоей странной манере, она справляется с тем тайным «фильмом ужасов», которым сейчас представляется ей ее детство.
– Начала драку не я, – заявляет Ланни, и я верю ей. Вероятно, я
