показать, что он вообще читал такую несерьёзную ерунду. Поэтому промолчал. Ко всему, посчитал, что рано «огород городить», покуда всё ещё так неопределённо.
Минут через двадцать настырность лейтенанта была вознаграждена, и он уверенно воскликнул:
– Вижу мачты!
Теперь ухватились за бинокли дружно, включая старпома, штурмана.
– Пока трудно что-либо сказать. Подойдём ближе. Нас-то они точно уже заприметили, уж мы для них во всю свою красную красоту.
Вскоре намётанные глаза моряков примерно определили класс судна.
– Да это парусно-винтовая шхуна, не иначе.
– Так что?.. – решил уточнить лейтенант, со значением взглянув на капитана.
– Старичок, судя по трубе. Так что скорее «да», чем «нет», – ответил таким же взглядом Черто́в, – но такие паровички, кстати, долго ходили. Подойдём ближе, прочитаем название, принадлежность.
– А мы уже под американским идём?
– Да.
– Интересно, что они подумают о надписи, которая у нас по всему борту крупными буквами?
– Ха, а я об этом и не подумал. Надо будет среди экипажа провести викторину, кто лучше придумает расшифровку. А то вдруг слово «атом» наведёт предков на разные умозаключения. Рано им ещё…
– И ещё, – гнул лейтенант, – они от «улыбки акулы», нарисованной в носу[27], не офигеют?
– Можно дувануть холодным пневмообмывом, – предложил штурман, – при такой забортной температуре корпус покроется коркой изморози и инея. Маскировка.
Капитан дважды кивнул, давая «добро». Сам – всё внимание на шхуну:
– По-моему, у него коммерческий флаг России. Я бы сказал – удача!
– Поднять «лиму»?[28] – голос подслушивающего старпома.
– Помягче, помягче с предками, – уже в полной уверенности попридержал капитан, – они и сами не прочь пообщаться.
Кабельтовы между судами отсчитывались последней десяткой. До этого идущий серьёзным ходом ледокол отработал реверс, резко сбавив, и теперь медленно накатывался, в этой неторопливости внушая ещё больше уважения своими размерами.
Снег, забившийся в отверстие клюзов, довершал рисунок зубатой па́сти чуть прищуренными глазницами.
– Да хорош тебе креститься!
«Скуратов» давно уже едва вращал винтами, практически дрейфовал, чуть подрабатывая машинами для спрямления на контркурсе. На штурвале никаких усилий, рулевой таращился на приближавшегося громилу с оскалом, не в силах сдержаться, и капитан, почувствовав небольшое рысканье, услышав полушёпот «Святая Богородица», счёл нужным приструнить матроса.
– Несомненно «Ямал», – прекратил ранние домыслы Престин, – название судна вполне на своём месте. Почему именно «Ямал», а не какой-нибудь «Лонг-Айленд», не знаю. Как и о тех больших буквах по борту не берусь судить. Бог его знает, что там у американцев
В рамках одной гуманитарной программы «Ямал» возил детей разных стран мира на Северный полюс. Веселья ради кто-то предложил на носовой части нарисовать улыбающуюся акулью пасть. Рисунок прижился.
Флажный морской международный сигнал «L», «Lima», требующий остановиться, с контекстом «у меня есть важное сообщение».
