про это лучше не говорить и не вспоминать. Почему так?!
Ответ вот он, на поверхности. Политика проверяется не тем, как что-то начинается, а тем, как заканчивается! И если боль за свою землю называется политикой, тогда я – политик. Ведь почти весь XIX век спорили о том, что такое «новые люди», потом, после октябрьского переворота, что такое «люди советские». Наш паровоз летел вперёд, в коммуне остановка. И при этом в руке непременно должна быть винтовка. Или автомат. Почему мы не стремимся жить, как все нормальные люди? Сначала полвека не могли забыть «Великой Октябрьской социалистической революции», которая на деле оказалась банальным большевистским переворотом с кровавыми целями. Теперь семь десятилетий не можем пережить угар «великой победы», цена которой несопоставима с её результатами. Но нам плевать на жертвы, нас тянет по поводу и без повода затянуть «вихри враждебные» или «как один умрём, за ценой не постоим». Даже научившись ездить за рубеж, пользоваться валютой, одеваться по моде, большинство всё ещё живут героикой революции, гражданской и Второй мiровой войн, постоянного преодоления, поставившего страну на военные рельсы. Мирные будни и мирный труд у нас не в почёте.
Воссозданная история
Героизация нашего человека, мечтающего о преображении скучной действительности, в общем-то, исторически свойственна нашей культуре. Но в эпоху исторического материализма это стало отличительной чертой нашей литературы: стремление из каждого пахаря и кузнеца сделать Василия Тёркина, а из каждого подростка – Павлика Морозова или Павку Корчагина. И главная причина этого явления – чрезмерная её политизация. Ачеть русская культура всегда откликалась на актуальные потребности политики – взять то же «Слово о полку Игореве», «Бориса Годунова», «Полтаву», «Бородино» и другие, но после октября 17-го социальный заказ сделался приоритетным. Сталь – вот металл, из которого советские мастера культуры отливали образы строителей коммунизма, «сталинских винтиков». «Гвозди б делать из этих людей: крепче бы не было в мiре гвоздей». При этом ценность человеческой жизни абсолютно не принималась во внимание, не говоря уже о семейном счастье и заботе о человеке.
Оттягиваясь на острове Капри во враждебно-буржуазной Италии за счёт голодающих Поволжья, Алёша Пешков в своём знаменитом очерке «О русском крестьянстве», напечатанном в Берлине в 1922 году, размышлял о новой породе людей. Он писал, что «вымрут полудикие, глупые, тяжёлые люди русских сёл и деревень, их заменит новое племя – грамотных, разумных, бодрых людей». Столь откровенный призыв к геноциду русского народа был настолько шокирующим даже для большевистских вождей, что они запретили публиковать его в СССР. Тем не менее товарищ Сталин позвал «буревестника революции» написать красивый роман о строительстве «общества всеобщего счастья» на одной шестой части суши планеты Земля.
Окунувшись в советскую действительность, несмотря на то что жил на госдаче
