нас, понеже сербский язык не так чтобы сильно отличался от русского. Это значительно облегчало дальнейшее общение.
– Ти руси, из Русије? – обрадовался инок, и улыбка расцветила его щетинистое лицо.
– Да, – мы дружно закивали головами в подтверждение своих слов. – Как тебя зовут?
– Спиридон, – представился монах и протянул нам по очереди десницу.
– А меня Мигель, это Леонид, а тот Александр, – я указал на Санька, по-прежнему возившегося с собакой, но ради приличия всё-таки подошедшего к нам.
Инок пригласил нас зайти в храм, чему мы безмерно обрадовались. По крайней мере, можно было разуться и на топящейся печурке просушить насквозь промокшую обувь. Да и храмом сие строение можно было назвать с большой натяжкой. Всё пространство было занято под хозяйственные нужды, а посредине расположился огромный стол персон на пятьдесят, вкруг которого стояли многочисленные лавочки. Стол был практически полностью завален всяческой снедью, причём не сказать чтобы особливо постного ассортимента.
Спиридон предложил нам согреться чайком, на что мы тут же безропотно согласились. Он поставил изрядно закопчённый чайник на печурку-буржуйку и стал нарезать кукурузный хлеб. Возраста ему было не больше сорока, ростом повыше меня будет примерно на ладонь. Смугл он больше от грязи, чем от загара. Волосы под скуфейкой слиплись от пота и были туго завязаны сзади в пучок. Выразительные карие глаза смотрели ласково и дружелюбно, не перебегали с одного на другого, стало быть, их хозяин не любопытен и не подозрителен. Круглый игривый подбородок украшала куцая рыжая бородка, вкупе со щетиной наполовину скрывавшая рот и щёки. Кончик носа был немного вздёрнут, брови почти срослись у переносья, лоб полукругло выпирал, а уши плотно прижаты к черепу и забраны под скуфейку.
Что нас не сказать чтобы приятно, поразило, так это полнейший беспорядок. И это будет мягко сказано. Такого хаоса трудно встретить даже в скукоженном жилище вьетнамских гастарбайтеров, кучкующихся в одной комнатушке по пятнадцать рыл. Здесь им и ночлег, и кухня, и гостиная, и детская, ets. Кто бывал, тому объяснять не нужно. Инок Спиридон жил в монастыре один, но складывалось ощущение, что в этой трапезной разместился цыганский табор.
В русской словесности существует поговорка: беден как церковная мышь. Трудно представить, что в этом монастыре нет мышей или даже крыс. Здесь им было полное раздолье. Наряду с провизией на столе пребывали и очистки, и объедки, да чего тут только не было! Вдоль стен вместе с мешками с провиантом соседствовали стройматериалы, инструменты, отходы производства, причём вперемешку, в полной неразберихе. Иконостас взирал на мiръ пустыми глазницами киотов, по стенам вместе с иконами висела одежда, сушились про запас травы и корнеплоды, в углу стояли драные мешки с фуражом для «внедорожника».
Хиландар
Хаос, как известно, предтеча дьявольского мiроустройства. Сколько объездил стран, но невозможно представить, чтобы в
