нытье и неблагодарность судьбе. Советовали, после защиты диплома, ехать в Одессу, или даже в Киев. Большой город! Вот, где могут осуществиться все мечты!
А я была уверенна, что не смогу. Я же не какой-нибудь пробивной юный талант, который будет спать на вокзале, а потом покорит столицу. Я приеду, и тут же пропаду. Да, я знаю, что взрослая. Что главное захотеть, взяться, зажать волю в кулак, затянуть пояс, пойти в бой, и победить. Но я не хочу. Я просто хочу, чтобы все обо мне забыли, или, как вариант, хочу умереть. По возможности, безболезненно. И, по возможности, не попасть после этого в ад. Ведь кто знает, может, есть ад? А если он есть, то самоубийцы точно в него попадут. Поэтому самоубийство отменяется. Да я и не решилась бы.
Жили мы, поживали, и про квартиру больше никто не вспоминал. Мама и папа были «все в Егорке», я училась, пытаясь мыслить только позитивно, но в один прекрасный день Коленька принес долгожданный ордер на гостинку. Соня и Коля пришли к нам праздновать. И Егорку принесли. Услышав новость, я не могла найти себе места. В висках стучало, лицо покрылось красными пятнами. Хотелось задать главный вопрос, но язык прилип к гортани. Этого никто не замечал. Меня вообще никто не замечал. Только мама отдавала краткие указания: перетереть тарелки, бокалы, вилки, отнести еду на стол. За столом царила оживление. Я дрожащими руками навалила себе полную тарелку всяких вкусностей, но еда меня совершенно не интересовала. Чувствовала, что если еще несколько минут буду оставаться в неведении, то случится инфаркт. Только я так подумала, как папа задал почти тот самый вопрос:
– Ну, как планируете поступить с квартирой?
– Мы уже решили,– ответил Коленька,– обе квартиры продадим и купим двухкомнатную. Егорка растет и ему нужна своя комната.
– Разумное решение! Мы с мамой именно это хотели вам посоветовать,– ответил папа.
Мне нужно было выйти из комнаты. Срочно! Но я не могла даже выйти из-за стола. Для этого нужно было попросить маму и Соню встать и пропустить меня. А это было совершенно невозможно. По моим щекам потекли слезы. Их было много, и в пару секунд слезы залили все лицо. Первый заметил папа. А потом они наперебой стали спрашивать, что случилось. Мне было нечего сказать. А слезы все не останавливались, и уже затекали за ворот блузки. Препротивное ощущение. Наконец, мама вывела меня из-за стола и, приказав присутствующим, не обращать внимания, увела в кухню. Она дала мне платок и накапала валокордина. Когда поток слез прекратился, заварила две чашки чая с мятой и сказала:
– Я думала, что ты сама уже поняла, что Соне квартира нужнее. Я не в восторге от нашего зятя, но, учитывая, через что пришлось пройти нам с папой, когда его мама была против нашего брака…. Я дала себе зарок, что не буду вмешиваться в судьбу дочерей. Что касается брака, по крайней мере, представь себя на месте Сони: она никогда не будет жить в достатке с Коленькой. Он не плохой. Не бьет, не пьет, работает. Другое дело, что на квартиру ни он, ни она никогда не заработают. Дай Бог,
