в келью вошел худой монах с бледным желтоватым лицом, вызывающие невольное сострадание и желание спросить о здоровье.
Монах присел на лавку у самой двери, словно намереваясь в любую минуту выскочить за порог или позвать на помощь.
– Нам известна цель вашего визита, – заговорил монах достаточно громко для своего слабого телосложения. – К сожалению, монсеньор болен и не сможет говорить с вами лично. Он поручил мне дать вам необходимые разъяснения.
Герцог снисходительно кивнул. Ему было проще разговаривать с этим монахом, нежели с самим аббатом.
– Говорил ли что-нибудь осужденный перед смертью? – задал герцог свой первый вопрос.
– Да, ваша светлость.
– Он избавился от ереси?
– Нет.
– Что же он тогда говорил?
– Он требовал разбирательства Верховного суда.
– Он имел в виду Суд Божий?
– Нет, ваша светлость.
Герцог посмотрел на просвет тонкостенный бокал. «Жидковата в этих краях «кровь христова», – подумал он, глядя на розовый луч счета, проходящий сквозь вино в бокале.
– О каком же суде тогда идет речь?
– Он обещал пожаловаться самому президенту.
– Кому?! – удивился герцог. – Из каких же краев этот еретик?
– Он говорил, что родом из Нью-Йорка.
– Из Йорка? Он что – англичанин? – герцог выпил мутноватую жидкость. «Паршивое у них вино и отдает мышами», – подумал он.
– Его ересь не имеет границ, ваша светлость. Он утверждал, что жил в другом веке.
Вино сделало герцога добрее:
– Он, видимо, просто безумен. В чем еще обвинялся этот человек?
– Мы нашли в его доме Магический Круг, – очень медленно и внятно сказал монах.
В помутневшем взоре герцога впервые проснулся некоторый интерес:
– И что же вы сделали с этим кругом?
– Мы разбили его, ваша светлость, а осколки разбросали.
– Короля интересуют все обстоятельства этого дела, – в голосе герцога появился легкий, но вполне заметный нажим. – Мне хотелось бы взглянуть на остатки круга или хотя бы на то место, где он лежал.
– Мне очень жаль, но это невозможно, ваша светлость.
– У меня есть письмо, подписанное самим королем, – герцог протянул монаху бумажный сверток, – и такая же грамота от кардинала, – он достал второй сверток, но показать его не успел. Всем телом герцог внезапно качнулся вперед, едва не опрокинув тяжелый стол, затем медленно сполз на пол.
– Все кончено, входите, монсеньор, – сказал монах, распахивая двери.
Аббат вошел. Он постоял у окна, читая бумаги. Затем наклонился и закрыл глаза герцогу.
– Тебе не следовало вмешиваться в дела церкви, сын мой. Да простит Господь тебе свой прегрешения, – сказал аббат с печальным вздохом. Он повернулся к монаху и окликнул
