живо поднял глаза на Чуприна, в глазах его вспыхнула надежда. Андрей Бурлаков в сомнении покачал головой: не по указу владеет ими Демидов, так все одно куплены они хозяином. Куплены по купчей крепости и, стало быть, крепостные.
Василий Горох покосился на впечатлительного Федора: экий, право, взрослый ребенок! То плачет, то в ладоши готов хлопать. Резко потянул Чуприна за рукав, усадил рядом.
– Да не шкварчи ты, словно ерш на горячей сковороде! Прознал если что разумное, разумно и сказывай.
– Прознал, мужики. – Иван поерзал на лавке, успокаиваясь, но руками то и дело взмахивал, будто норовил поймать верткую моль, что мельтешит перед глазами. – Поимел я беседу с выборными мужиками Оболенской волости. Сказывали, что писали они всем миром челобитную матушке-государыне на своего князя Репнина, чтоб не продавал он их в другие руки, а быть им вновь за двором матушки-государыни в оброке. И вышел им такой указ, зачислены во дворцовые. Хотя и не совсем вольные, но живут много сытнее нашего.
Иван обвел взглядом сотоварищей – каково теперь их слово? Андрей Бурлаков сгреб в кулак бороду и дергал ее из стороны в сторону так, словно проверить хотел, крепко ли держится голова на плечах. Василий Горох барабанил жесткими пальцами по столу, что-то бурчал себе под нос. Федор с нетерпением смотрел в глаза Чуприну – похоже было, ждал, что вот еще минута, и Иван вытащит из-за пазухи обсургученный указ царицы Елизаветы Петровны о выходе ромодановцев из-под Демидова. Кузьма Петров ушел в свои думы, покусывая нижнюю губу.
– Так что, мужики? Выходит, и нам следовать таким же путем, – не то спросил, не то утвердительно проговорил Михайло.
Понятно мужицкое тугодумие: на опасный, а может, и смертный путь могут ступить они в эту минуту. Есть еще время отказаться, смирить гордыню и покорными выйти всей волостью на Дугненский завод. И жить, как жили прежде, а там как бог даст…
– Писать челобитную государыне! – решился-таки первым Кузьма Петров. И увидел, как вспыхнули при этих словах глаза Чуприна. – Пусть даст нам именной указ быть либо за дворцом, либо за Демидовым, чтоб зря он нас не приневоливал, чтоб хозяйства наши не разорял. Теперь же мы и не пахари и не работные!
– Верно, – подтвердил Василий Горох. – По воле Демидова мотаемся сырым туманом над землей – ни вода, ни тучи.
– Ты как мыслишь, Василий, устоим миром супротив Демидова? – Чуприн резко повернулся к Гороху.
– Ежели всем миром как один – устоим! Другого пути избавления от Демидова нам нет – надо бунтовать! – и Горох неистово перекрестился. Вслед за ним перекрестились Михайло, Кузьма, Иван. У Федора заметно вздрагивали пальцы, когда он подносил их ко лбу. Андрей Бурлаков не утерпел и вновь напомнил про семьсот сорок первый год:
– Побьют нас, видит бог – побьют. Готов удариться об заклад!
– Потому и побили, что скакали от демидовских приказчиков проворнее кузнечиков из-под конских копыт! – Чуприн вскочил на ноги, решительно уперся костяшками кулаков в столешницу. –
