продырявить охранника. – Я не шучу! Не останусь здесь! Не подходите!
Он рванул вперед быстрее, чем я успела сморгнуть непрошеную слезу. Схватил за запястье, сжал, заставляя расцепить пальцы. И я дернулась, закрутилась ужом, зашипела. Угрожая, мотая головой, укусила эту сволочь за вторую руку, расцарапала кожу на шее и, половчее перехватив нож, умудрилась все-таки ткнуть им куда-то…
Он немного вошел в мягкую плоть, а охранник вскрикнул.
– Сука! – Я отлетела к стене, откинутая второй рукой. Попыталась рвануть к двери, но была поймана за простынь. Та слетела, скользнула на пол. Охранник что-то процедил сквозь зубы, подхватил белую ткань, залитую его кровью, и обмотал вокруг меня, кутая с руками.
Брыкаясь и беззвучно визжа, я мотала головой, дергала ногами и пыталась освободиться. Все оказалось напрасным. Меня закинули на плечо и понесли по уже знакомому маршруту.
– Я вынужден запереть вас, – с нотками недовольства проговорил Николай, остановившись у одной из дверей и распахивая ее настежь. – Прошу вас больше не совершать необдуманных поступков. – Немного поразмышляв, он добавил, поставив меня на ноги: – Хозяин дома не любит неподчинения. Подумайте об этом.
Дверь закрылась, щелкнул замок, и я сползла на пол, безучастно глядя на три капли крови перед собой. Нож попал в правое плечо Николая: я видела расползающееся алое пятно на его рубахе. Никогда раньше не думала, что смогу совершить подобное… Действуя, словно безумная, я чуть не убила человека. Хотя человека ли? Ведь он знал, что я нахожусь в доме насильно, но плевать на это хотел. За все заплачено, а я – всего лишь марионетка в этом театре ужасов.
Не знаю, сколько просидела так на полу, но вдруг поняла, что стало холодно. Даже зубы застучали. Лишь тогда я нашла в себе силы подняться и с удивлением осмотреться вокруг. Эта комната была злой насмешкой судьбы, не иначе: небольшая, в светлых тонах, уставленная музыкальными инструментами. Несколько видов гитар на подставках, саксофон, старый проигрыватель и рояль стали мне соседями. А у стены нашлись застекленные полки, на которых красовались виниловые пластинки…
Мой насильник – меломан и коллекционер, ну надо же! На цыпочках приблизившись к полкам, почитала часть названий и даже рот открыла от удивления – у нас еще и вкусы оказались схожими. Злой, совершенно ненормальный смех прорвался наружу, обращаясь в каркающие хрипящие звуки. Я закашлялась, чувствуя, как вновь подступают к глазам слезы. Горло болело все сильнее, озноб тоже нарастал, а голова кружилась.
Добравшись до невысокого крутящегося табурета, буквально упала на него, опираясь руками на крышку рояля, а потом, словно в бреду, открыла его, взглянула на клавиши и заиграла одну из прелюдий Рахманинова. Самозабвенно, глотая соленые слезы и думая только о том, что непременно выберусь отсюда, чтобы снова увидеть бабушку, и снова учиться, и снова верить, любить и мечтать.
А потом прелюдия закончилась, и накрыло осознание того, что, возможно, бежать уже поздно. Что, возможно, уже никто не ждет…
Тогда,
