глубинном значении слова “empowerment” лежит идея самостоятельности – обретения самостоятельной роли или содействия в достижении самостоятельности». Некоторые специалисты попутно уточняют, что в английском языке сосуществуют два понятия для обозначения русского термина «власть» – «authority» и «power». Первое связывается с представлением о власти как позиции в определенной структуре управления, второе – с реальным авторитетом, реальной способностью воздействовать на других, которой обладает далеко не каждый. В русской речи термин «власть» объединяет оба английских значения, не делая между ними никакого различия. И это не случайно, язык фиксирует реальность. Тем не менее В.Г. Ледяев, один из крупнейших отечественных специалистов по теории власти, сопоставляя семантические поля русского слова «власть» и английского «power», говорит об их совпадении в значениях «способность», «возможность», «господство» «преобладание», «доминирование». И на этом основании заключает: «Власть – это нечто, присущее субъекту; это потенциал, возможность, которая может быть реализована при определенных условиях» [Ледяев, 2001, с. 212].
Учитывая все эти соображения, я бы предложила переводить термин «empowerment» на русский язык, ориентируясь на его корневую основу «power». В этом случае перевод может звучать как «обретение власти». Но поскольку устоявшегося русского перевода данного понятия все еще не существует, а мне не хотелось бы терять какой‐то из его глубинных смыслов, я решила использовать в этой работе англоязычный термин «эмпауэрмент». По сути, термин «эмпауэрмент» логически включается в ряд новых категорий анализа, пополнивших в последние десятилетия инструментарий политической науки. В их числе уже получившие признание понятия: политический менеджмент, политический маркетинг, политический пиар. По верному наблюдению С.Н. Пшизовой, «появление новых терминов стало ответом на потребности жизни и следствием того, что прежних категорий оказалось недостаточно для описания появившихся реалий. Содержательное наполнение новых понятий пока еще не устоялось, хотя научное сообщество и проявляет стремление разграничить термины, определиться с их содержанием» [Пшизова, 2013, с. 175].
С аналогичными трудностями при переводе термина «эмпауэрмент» сталкиваются не только отечественные исследователи. Авторы недавно вышедшей во Франции книги «Эмпауэрмент: практика эмансипации» оговариваются, что во французском языке ему нет аналога. Поэтому они также вынуждены использовать его либо без перевода, либо как фразеологизм «pouvoir d’agir», что в буквальном переводе на русский язык означает «власть действовать». И дело здесь не в том, что переводчикам недостает фантазии, а в том, что сама идея «эмпауэрмента» чужда не только языку, но и социально-политической традиции Франции, в которой государство все еще остается основным актором, а измерения «коллективного», «коммунитарного» утверждаются с усилием. По словам авторов, «социология отчуждения и доминирования, пронизывающая французские подходы
