вещи, что ум у них иначе устроен, чем у «тупого полицейского»… И наотрез отказывалась отвечать на какие-либо вопросы Роя Мелли, к которому испытывала почти физическое отвращение. К тому же она не считала свой арест и своё пребывание в этой комнатке чем-то законным. Ей не приходила в голову мысль, что законы в «федерате Ринос» могли несколько отличаться от законов Теонии, которые она и не знала, потому что никогда их не нарушала. Весь расчёт её сводился к тому, что из Риноса они свяжутся с Кантаном, разыщут своих друзей – прежде всего её Лаку, любимую Лаку, по которой она истосковалась – и те помогут им «соблюсти формальности». Если бы не эта сволочь Рой Мелли, поторопившаяся взять её под стражу… Она почему-то была уверена, что если бы этого не произошло, то вопрос о «сокровищах» даже бы и не возник. Потому что это «частное дело». Однако всё перепуталось, их обнаружили, её считают преступницей, а Джеральда, похоже, чуть ли не её жертвой. Её бесило то, что из-за её же личной неприязни к Рою Мелли – а с нею она ничего не могла поделать – заварилась «каша», из которой неизвестно, как выбраться, неизвестно, где взять на это силы, неизвестно… «Если бы рядом был Джеральд, если бы он только на минутку мог оказаться рядом, я бы нашла в себе силы, – думала Лоэн. – Если бы он не заболел, разве бы он позволил, чтобы так обращались со мной, и где – почти что на Родине…. Если бы мне хотя бы на минутку увидеть его, в каком бы состоянии он ни был, я бы нашла в себе силы разорвать этот дурацкий круг…».
Рой Мелли словно читал все эти её мысли и позаботился о том, чтобы никакая информация о Джеральде и вообще о внешнем мире к ней не поступала. Хоть формально она и «под домашним арестом», но это не обязывало его заботиться о том, чтобы «птичка в клетке держала нос по ветру». Он вроде бы специально не изолировал её и от посещений, которые не повредили бы следствию, но поскольку посещать Лоэн было некому, кроме Джеральда, который в «бессознанке» и приходится ей неизвестно кем, что она и сама не отрицала, то… Он почему-то решил, что изоляция Лоэн позволит скорее докопаться до истины. А это – в интересах следствия. Он был уверен даже, что она, общаясь только с ним, рано или поздно не выдержит и даст показания, откажется от своего абсурдного упрямства и требования личной встречи с «председателем правительства». Когда он вспоминал об этом её требовании, его просто смех разбирал. К тому же он не мог простить ей того, что «такая красивая девушка» нисколько «не заинтригована» его внушительной вальяжностью, а разговаривает с ним всегда на пределе своего терпения, с явным отвращением, и осыпает его – представителя власти, да ещё в таком чине – последними словами: тупица, идиот, кастрированная голова, безголовый кастрат… Эта брань просто поразила и вывела его из себя. Поначалу он даже испытывал к этой «лошадке» нечто вроде симпатии, чего она и не потрудилась заметить, не говоря уже о том, чтобы оценить эту симпатию
