со стороны, деревянную и неказистую дверь Лаборатории (бутафорская дверца только маскировала дверь настоящую, из брони четвертьметровой толщины, способную противостоять кумулятивным зарядам).
Вошел – и спокойствие как ветром сдуло.
Глава шестая
Две достаточно толстые ольхи, ближайшие к воронке, послужившей местом упокоения Магдалене, – эти два дерева все-таки росли от нее далековато, шагах в двадцати пяти. Старик предпочел бы двадцать, а лучше – пятнадцать. Но выбирать не из чего – ближе зеленели только кустарники и молодая, тонкая поросль, никак для сооружения лабаза не подходящая.
В принципе, специалисты ночной охоты сладят себе лабаз и в любом мелколесье – на опорах-сохирях. Старик был знаком с подобными конструкциями, у которых каждый угол подпирают две-три толстых жердины с боковым откосным сучком, – и получается достаточно надежное сооружение.
Но сам похожих никогда не устраивал, да и видел-то последний раз полвека назад, – и сразу от такой идеи отказался. Не хватало сверзиться в самый ответственный момент. От Магдалены после первой кровавой трапезы осталось не так уж и много, а тут на радость голодным псам рухнет сверху нежданная добавка.
Лучше стрелять издалека, но сидеть надежно. Ночи сейчас светлые, попадет уж как-нибудь.
Возился он долго, почти три часа. Но сделал все надежно: прочный настил из жердей покрыт толстым войлоком – на жестком долго не посидишь в неподвижности; к стволу одной ольшины прибиты ступеньки-поперечины, здесь же свисает толстая веревка с узлами – эх, да лет двадцать назад взмахнул бы по стволу без всяких перил-ступенек… ушли, ушли те годы. До земли – три метра. Идеальная высота, что для стрельбы, что для безопасности.
Прикинул все так и этак, поводил туда-сюда топорищем, словно ружейным стволом. Срубил две мешающих ветви. Все готово. Все в порядке. Все должно получиться. Не в первый раз охотится на опасных зверюшек. Но как-то тревожно сегодня… Что-то не так вокруг, что-то такое в воздухе…
Он никак не мог понять и определить – что именно не в порядке, да оно, наверное, вокруг-то все в порядке, а дело в нем. Отработали свое не мышцы, мышцы для его лет хоть куда – нервы поистрепались, поизносились за долгие годы…
Старик неосознанно кокетничал сам с собой, нервам его позавидовали бы и молодые… У него срабатывало полузабытое, уснувшее, казалось, чутье на опасность. А еще он просто устал.
Грудь давило. Собрал все ненужное: топор, оставшиеся веревки и гвозди, оттащил в сторону срубленные ветви. И пошел домой – отсыпаться перед ночной засадой. Вообще-то на такой охоте полагается дать лабазу постоять дня три, чтобы осторожные звери успели присмотреться к изменившемуся виду местности.
Но старик подозревал, что через три дня от коровы останутся лишь голые косточки, и надеялся, что объекты его охоты излишней осторожностью не страдают, – не испугаются лабаза и даже человека. Он был прав.
И
