каким-то подружкам и слушала их рассказы ни о чём, включала и выключала телевизор. Игорь ушел на службу, она осталась дома одна и вдруг, как никогда остро, почувствовала своё одиночество.
Муж всё больше и больше отдалялся. Уходил в веру, которая прямо на глазах неудержимо захватывала его душу, его мечты и мысли… Уходил не к другой, но от этого боль в её душе не становилась слабее.
Почти месяц он не прикасался к ней, ссылаясь то на пост, то на усталость, и в ней крепла уверенность, что это были не главные причины. Он просто не хочет больше быть её мужем.
Лариса металась по квартире как раненая тигрица. Что-то сегодня сложилось не так, может, звёзды не так встали? Лариса знала, что Игорь ведёт дневник. Он прятал его в ящик письменного стола, а ключ всегда носил с собой. Она вдруг подошла к письменному столу и попыталась открыть верхний ящик. Бесполезно.
И тут её осенило. Когда они купили этот письменный стол, к каждому ящику шёл комплект ключей. По три маленьких блестящих ключика к каждому ящику! По три! Где-то должны быть ещё два запасных! Лариса остановилась и попыталась сосредоточиться.
Через сорок минут ответ был найден, и Лариса открыла верхний ящик стола. Там лежал тонкий ежедневник в кожаном переплёте, и ещё не открывая его, Лариса поняла, что именно найдет под этой тонкой коричневой кожей. На какую-то секунду ей захотелось оставить всё как есть, но она отбросила эту мысль как малодушную и открыла ежедневник. И ей страница за страницей стала открываться душа незнакомого ей человека. Её мужа.
«Душа неподвластна смерти, – писал Игорь, – никто из отошедших от земной жизни людей не умер, они все живы, ибо душа человека бессмертна…»
«С чем приду к Тебе, Господи? Что я сделал на земле достойного оправдания и милости?»
«Аз есмь дверь, говорил Господь… Готов ли я войти в эту Дверь? Готов ли оставить этот мир?»
«От грехопадений моих бегу не в затвор, и не в пустыню, а в самоукорение и исповедание грехов моих…»
Лариса читала и не могла оторваться. Не всё было ей понятно в этой летописи душевного смятения и стремления к Богу. Но с каждой новой прочитанной строчкой ей становилось всё тяжелее на сердце. Как будто приближалось что-то неминуемое, что-то такое, после чего не будет обратной дороги к ещё теплящимся надеждам на счастливую семейную жизнь, на простое житейское счастье «как у всех».
Она перевернула последнюю страницу, испещрённую тонким летящим почерком мужа, и прочла: «Сегодня я решил уйти в монастырь. Мучает осознание вины перед Ларисой. Но и для неё это будет освобождение. Потому что пути наши расходятся. Милосердный Господи! Прошу у тебя милости! Приведи меня к покаянию и помоги сделать этот последний решающий шаг. Человек всю свою жизнь тем только и занимается, что наводит порядок. То в собственном доме, то на работе, то в огороде, а о душе своей небрежет. А душа ведь дороже всего мира. Надо навести сначала порядок внутренний, и полюбить Бога. Я немощен, но сердце моё жаждет монашеских
