самостоятельно разобраться с вопросом, а желают ли сами носители неправославных идентичностей в России соглашаться с той ролью, которую им отводит группа нациестроителей из Московской Патриархии. Что ж, будем разбираться.
В многочисленной литературе, посвященной исламскому возрождению в современной России, часто отмечается, что наряду с оформлением соответствующей исламской инфраструктуры в стране очевидно происходит «пробуждение мусульманской идентичности, давшей исследователям основания говорить о мусульманском сообществе»14. И уже вряд ли становится возможным игнорировать достижение ею тех референтных позиций, которые способствуют членам мусульманского коллектива в избавлении от комплекса младших братьев. Подобные суждения все чаще выносятся в публичный дискурс социальными агентами «воображаемого сообщества» (Б. Андерсон) российских мусульман – той его частью, которая, действуя в социальном пространстве, состоящем, по П. Бурдьё, из ансамбля полей, в том числе религиозного и политического, может занимать в нем несколько позиций одновременно15. Мы имеем в виду тот случай, когда акторы религиозной власти в зависимости от объемов конвертируемых капиталов религиозного поля занимают более или менее выгодные позиции в поле политическом.
Идентифицируя себя с русским государством и российской цивилизационной общностью, российские мусульмане16 веками «сохраняли и свою исламскую идентификацию, позволяющую обрести культурно-религиозную индивидуальность в инокультурной (русской) и инорелигиозной среде»17. Кратно уступая по численности суперэтнической общности народов православной культуры, объединившихся вокруг русского народа, мусульмане страны самоотождествляются со значимой частью полуторамиллиардного сообщества мусульман18 – мировой уммой19, основателем которой является создатель исламского вероучения, первой мусульманской общины и первого исламского государства Мухаммад Мустафа.
За годы «исламского возрождения» в стране, которое развилось на фоне идеологического вакуума, образовавшегося с приходом к власти новой политической элиты после краха коммунистической системы СССР, и «неспособности государства сформулировать общенациональную идею и мировоззренческие смыслы»20, мусульманская идентичность значительно укрепила свои референтные позиции в социокультурной идентификации. Гораздо в большей степени это наблюдается в местах компактного проживания представителей российской уммы. В так называемых «мусульманских республиках» в условиях пространственной локализации недоминирующие в общероссийском масштабе члены мусульманских коллективов оказались на положении ведущих аттракторов идентичности в своем ареале обитания.
Миллионы российских граждан интернализировали принятые в мусульманском обществе нормативно-ценностные и идейно-политические ориентиры
Черепанов М.С. Мусульманское сообщество в политическом поле региона: Структурно-генетический анализ стратегий активистов: дис. … канд. полит. наук: 23.00.02. – Тюмень, 2010. – С. 3.
Бурдьё П. Социальное пространство и генезис классов // Бурдьё П. Социология политики. – М., 1993. – С. 55–59.
В литературе понятие «российские (русские) мусульмане» часто трактуется как некий социум, который не тождественен исповеданию ислама, а шире: мусульмане – это народ со своей религией (Исхаков С.М. Российские мусульмане и революция (весна 1917 г. – лето 1918 г.). – М., 2004. – С. 5).
Гаврилов Ю.А., Шевченко А.Г. Русские мусульмане в поле российской идентичности // Россия реформирующаяся. Ежегодник / Отв. ред. М.К. Горшков. Вып. 7. – М., 2008. – С. 289.
В Коране говорится о существовании универсального сообщества мусульман, которое разделено на народы и племена, чтобы мусульмане «узнавали друг друга» (Коран: 49; 13).
Арабское слово «умма», содержащееся в мусульманских сакральных текстах, их толкователями переводится как теснейшее братство мужчин и женщин, объединенных узами духовного родства и высочайшим служением Богу.
Магомедов А. Ислам и политика на полумусульманском евразийском пограничье // Ислам от Каспия до Урала: Макрорегиональный подход / Под ред. Кимитака Мацузато. – М., 2007. – С. 195.
