align="right">Два вола, впряженные в арбу,
подымались на крутой холм.
Несколько грузин сопровождали арбу.
«Что везете?» – спросил я. – «Грибоеда».
Опять над Москвою пожары,
И грязная наледь в крови.
И это уже не татары,
Похуже Мамая – свои.
В предчувствии гибели низкой
Октябрь разыгрался с утра.
Цепочкой по Малой Никитской
Прорваться хотят юнкера.
Не надо! Оставьте! Отставить!
Мы за́годя знаем итог!
А снегу придется растаять
И с кровью уплыть в водосток.
Но катится снова и снова
«Ура!» сквозь глухую пальбу,
И челка московского сноба
Под выстрелы пляшет на лбу.
Из окон, ворот, подворотен
Глядит, притаясь, дребедень.
А суть мы потом наворотим!
И тень наведем на плетень!
И станет далекое – близким,
И кровь притворится водой,
Когда по Ямским и Грузинским
Покой обернется бедой,
И станет преступное дерзким,
И будет обидно, хоть плачь,
Когда протрусит Камергерским
В испарине страха лихач.
Свернет на Тверскую, к Страстному,
Трясясь, матерясь и дрожа.
И это положат в основу
Рассказа о днях мятежа.
А ты, до беспамятства рада –
У Иверской купишь цветы,
Сидельцев Охотного ряда
Поздравишь с победою ты.
Ты скажешь: «Пахну́ло озоном –
Трудящимся дали права!»
И город малиновым звоном
Ответит на эти слова.
О, Боже мой! Боже мой! Боже!
Кто выдумал эту игру?!
И снова погода, похоже,
Испортиться хочет к утру.
Предвестьем Всевышнего гнева
Посыплется с неба крупа.
У церкви Бориса и Глеба
Сойдется в молчанье толпа.
И тут ты заплачешь. И даже
Пригнешься от боли тупой.
А кто-то, нахальный и ражий,
Взмахнет картузо́м над толпой.
Нахальный, воинственный, ражий –
Пойдет баламутить народ…
Повозки с кровавой поклажей
Скрипят у Никитских ворот.
Так вот она – ваша победа,
Заря долгожданного дня!..
Кого там везут? Грибоеда.
Кого отпевают? Меня!
Памяти Афанасия Фета
Здесь человек сгорел…
Ничего от той жизни,
Что бессмертной была,
Не осталось в отчизне,
Всё сгорело дотла.
Роковые изъятья,
Неназначенный бал.
Край светлейшего платья
Разве я целовал?
Как в иную присягу
На погибель и рай
Небывалого стяга
Независимый край…
Ничего от той жизни,
Что бессмертной была,
Не осталось
