и кладу их на стол, а затем смотрю в окно. Когда же, наконец, пойдет дождь? Эти невыполненные обещания… ничего с ними не поделаешь. Но все мое существо зудит, мучается предвкушением – безумно хочется, чтобы пошел дождь. Странно, но пока официантка не появляется с узкой кожаной папкой для расчета, я даже не притрагиваюсь к чашке – сложила руки в замок и жду, как примерная школьница – детский сад, не иначе. Кладу деньги в кожаную папку, девушка забирает, я прошу не приносить сдачу, на что она улыбается и благодарит. Наконец, я остаюсь одна. Наклоняюсь над чашкой и вдыхаю терпкий, яркий, горячий аромат осени. Осень – не багряная и не золотая, осень – цвета крепкого кофе, насыщенного и глубокого коричневого, с тонкими переливами серебра в каждом завитке крупного локона, падающим на глаза… Ого! Какое-то время просто смотрю на свой кофе, а потом искренне удивляюсь самой себе. Совсем спятила? Хмурюсь собственным мыслям и быстро открываю книгу, словно обожглась, хотя к кофе еще и не притрагивалась – на чем я остановилась в прошлый раз? Ага, вот: «Какое-то время они хранят молчание. Есть в поведении Кристины что-то такое, что кажется Раулю неестественным…» – и книга забирает меня с собой в старый парижский театр оперы.
Возвращаюсь в реальность только потому, что кофе не льется из моей чашки. Отрываюсь от страниц и смотрю в кружку – пусто. Поднимаю голову в поисках официантки, но её, естественно, нет. Четыре дня назад она умудрялась потеряться из виду даже когда я сидела в центре зала, а уж теперь, будучи на периферии, я могла и не надеяться на её пристальное внимание. Поднимаюсь и выхожу из укрытия, огибаю угол, выхожу к барной стойке, и первое, что бросается мне в глаза – его столик пуст. Облегчение заставляет меня коротко улыбнуться.
Спустя еще одну чашку кофе и еще один час, которые пролетели совершенно незаметно, я, обвязывая шарф вокруг шеи, иду по проходу между столиками – мой взгляд так и тянется к пустому столику, за которым сидел нарочито грубый, откровенно некрасивый парень с угловатым телом и той же манерой двигаться. Смотрю – одергиваю себя, отвожу взгляд, но снова смотрю… как вдруг! – маленькая, крохотная женщина заставляет меня замедлить ход. Мой взгляд прикован к ней – она такая миниатюрная, что легко поместится на моей ладони. Звук собственных шагов замедляется, но я не слышу этого – я вся – в ней. Ровняюсь с его столом и смотрю на столешницу, совершенно не замечая, как официантка с улыбкой, по-детски искренней и восхищенной, подкрепленной розовым румянцем на щеках, смотрит мне в спину. Посреди пустого стола сидит крохотная девушка – статуэтка из воска или пластмассы такой тонкой, ювелирной ручной работы, что я замираю, словно боюсь разбудить её, оживить нечаянным движением – голова идеальной овальной формы покоится на изогнутой длинной шее, так что женщина смотрит куда-то вверх, узкие, круглые плечи плавно переходят в тонкие руки, которые обнимают согнутые в коленях, длинные стройные ноги. Она чуть сутулится, а потому овал спины естественен и непринужден. Статуэтка минималистична – нет волос, не прорисовано лицо и пальцы – лишь общий контур тела, но выточенный из материала с
