к ней обращались именно так. Слова прозвучали как старая, давно забытая мелодия. Он оторвался от своих записей, поднял глаза, внимательно вгляделся в ее лицо.
– Миссис Бейнбридж, меня зовут доктор Шеферд. Я здесь, чтобы помочь. Чтобы удостовериться, что для вас делается все возможное и вам обеспечен надлежащий уход.
Уход. Ей захотелось встать с кровати, на краешке которой она сидела, взять его под ручку и мягко выпроводить за дверь. Это место было не для невинных. Рядом с ассистенткой, пожилой приземистой ведьмой, он казался таким живым, полным энергии. Крашенные известью стены еще не впитали краску с его лица, не успели заглушить голос, заставив звучать его тускло. В глазах доктора она заметила искорку интереса. Это встревожило ее куда больше, чем хмурый взгляд ассистентки.
– Миссис Бейнбридж? Вы понимаете меня?
– Я вам говорила, – хмыкнула ассистентка. – От нее ничего не добьешься.
Доктор вздохнул и, сунув бумаги под мышку, подошел ближе.
– Такое случается. Обычно после сильных потрясений. Иногда шок так силен, что пациент не способен заговорить. Похоже, верно?
Невысказанные слова так и бурлили в груди. Они так рвались наружу, что у нее болели ребра и пощипывало губы. Но это были лишь призраки, отголоски произошедшего. Всего того, что она ни за что не хотела бы пережить снова.
Доктор наклонился так, что их головы оказались на одном уровне. Она отчетливо видела его глаза за стеклами очков, широко раскрытые и немигающие. Два светлых кружка, едва подкрашенных мятно-зеленым.
– Это лечится. Временем и терпением. Я видел подобное.
Ассистентка недоверчиво вздохнула.
– Не подходите близко, доктор. Она та еще злюка. Один раз мне в лицо плюнула.
Как спокойно он на нее смотрит. Приблизился настолько, что она почувствовала исходящие от него запахи карболового мыла и гвоздики. Память вспыхнула ярко, словно от кресала посыпались искры. Она не захотела подносить к искре трут.
– Вы не хотите вспоминать, что с вами произошло. Но говорить вы можете. Вы, конечно же, очень сильно надышались дыма.
– Да не заговорит она, доктор. Она не дурочка. Понимает, куда в случае чего можно отсюда угодить.
– Но она же может писать? – Он осмотрел палату. – Отчего здесь нет ничего, чем она могла бы писать? Вы даже не попытались наладить с ней общение?
– Не решились доверить ей перо.
– Так принесите грифельную доску и мел из моего кабинета, – врач пошарил в кармане и протянул ассистентке ключ. – Принесите их. Прямо сейчас, будьте любезны.
Ассистентка, хмурясь, взяла ключ и поспешила к двери.
Они остались одни. Она чувствовала на себе взгляд доктора – не тяжелый, однако под ним ей было неуютно, как от щекочущего прикосновения ползущего по ноге насекомого.
– Медицина меняется, миссис Бейнбридж. Я не из тех людей, которые прописали бы вам электрический шок или ледяную ванну, – врач наклонил голову набок. – Вы должны знать, что против вас были выдвинуты определенные… обвинения. Кое-кто полагает, что вас следует содержать в помещении с более строгой охраной. Утверждают даже, что вам и вовсе не место в этой лечебнице.
Обвинения. Ей ни разу не объяснили суть обвинений, просто называли убийцей, и некоторое время она старалась хоть как-то оправдать репутацию преступницы: швырялась кружками, царапала сиделок. Но сейчас у нее появилась своя комната, она получала более сильные лекарства, и было жалко сил на то, чтобы играть эту роль. Уж лучше спать. Чтобы забыть.
– Я здесь, чтобы определить вашу дальнейшую судьбу. Но чтобы я мог помочь вам, необходимо, чтобы вы помогали мне. Вы должны рассказать мне, что же произошло.
Как будто он смог бы понять. То, что ей пришлось видеть, нельзя постичь его узким научным умишком. Он станет отрицать, что это возможно, до тех пор, пока они не доберутся до него самого и не пожмут его руки своими, обветшалыми и расщепленными.
Доктор улыбнулся, и на левой щеке у него появилась ямочка.
– Понимаю, о чем вы думаете. Все пациенты говорят одно и то же – уверяют, что я им не поверю. Признаюсь, нередко приходится выслушивать бред, но почти не бывает, чтобы он не имел под собой основания. Его порождают некие впечатления и переживания. Даже если все звучит необычно, я все равно хотел бы выслушать ваш рассказ – узнать, что по-вашему произошло. Мозг подчас не справляется с той информацией, которую пытается переработать. Он подбирает происшедшему странные, необычные объяснения. Узнав, что ваш разум сообщает о травме, я смогу понять, как он работает.
Она улыбнулась в ответ. То была неприятная улыбка – одна из тех, от которых разбегались сиделки. Доктор и глазом не моргнул.
