style="font-size:15px;"> Нет, она невыносима, подумал Николас и сказал:
– А я пастух. Будешь плохо себя вести – надену волчью шкуру.
– Ой-ой-ой! – Бриджит в притворном испуге вжалась в кресло. – Какие у тебя большие зубы!
– Чтобы тебе голову откусить.
– По-моему, ты вовсе не моя бабушка, – сказала она с неподдельным разочарованием.
Самолет медленно остановился; в салоне защелкали замки ремней безопасности.
– Пойдем, – деловито сказал Николас, которому не хотелось присоединяться к толпе туристов в проходе.
Бледные и слишком нарядные, они вышли из двери самолета и начали спускаться по гулкой металлической лесенке, зажатые между стюардессами, которые притворялись, что им грустно расставаться с пассажирами, и работниками аэродромной команды, которые притворялись, что рады встречать новоприбывших. Бриджит осторожно спускалась по ступенькам; ее мутило от жары и запаха топлива.
Николас взглянул на летное поле, где арабы длинной цепочкой поднимались на борт самолета «Эр Франс», и задумался об Алжирском кризисе 1962 года, когда французские колонисты, разъяренные предательством властей, грозили устроить десант на Париж. Впрочем, он быстро отогнал от себя эту мысль, как только сообразил, что вряд ли сможет объяснить ее Бриджит. Она наверняка считала Алжир именем какого-нибудь итальянского модельера. Хорошо бы снова оказаться в обществе образованной тридцатилетней женщины, окончивший исторический факультет Оксфордского университета, с привычным сожалением подумал он, предпочитая не вспоминать о том, что с двумя такими женщинами уже развелся; впрочем, это нисколько не умаляло его воодушевления. Может быть, их тела несколько утратили заманчивую упругость, но воспоминания об интеллектуальных беседах терзали его, как аппетитный запах еды, случайно проникший в темницу забытого узника. Почему он всегда желает того, с чем только что расстался? Он с той же легкостью мучился бы воспоминаниями о соблазнительном теле Бриджит, если бы садился в автобус с женщиной, способной поддержать умный разговор. Разумеется, теоретически существовали женщины – он даже заводил с ними интрижки, – обладающие всеми теми качествами, которые он напрасно противопоставлял, однако что-то в нем самом постоянно стремилось рассредоточить его восприятие и создать конфликт интересов.
Гармошка дверей закрылась, автобус тронулся с места. Бриджит сидела напротив Николаса. Голые ноги, прикрытые нелепой юбкой, были стройными, длинными и золотистыми. Он мысленно отделил их от остального тела, по-прежнему возбужденный их доступностью. Он скрестил ноги и незаметно поправил трусы, смявшиеся под жестким вельветом брюк.
Лишь вспомнив, кому принадлежат эти длинные золотистые ноги, он сообразил, что мимолетная эрекция – слишком неудобное и незначительное вознаграждение за постоянную раздражительность. Более того, окинув взглядом бахромчатые рукава черной замшевой куртки и скучающее, упрямое выражение лица Бриджит, он ощутил отвращение и отчужденность. Зачем он везет это смехотворное создание в гости к Дэвиду Мелроузу, человеку с безупречным вкусом
