на государство? – парировал Стольников.
Они помолчали. Цапов тоже достал сигареты и закурил.
– Сколько лет мы не виделись, Слава, – миролюбивым голосом сказал он, – по-моему, лет десять.
– Ровно тринадцать лет и восемь месяцев, – желчно заметил Стольников, – я точно помню день, когда меня арестовали.
– Меня тогда не было в Москве, – тихо сказал Цапов, – я был в командировке, ты же знаешь.
– А когда вернулся, то уже ничего не мог сделать, – закончил за него Стольников.
– Неправда, – жестко возразил Цапов, – я писал в прокуратуру, подавал рапорты начальству. Я доказывал всем, что ты честный человек. Но я был тогда всего лишь лейтенантом. Обычным лейтенантом. Меня никто не хотел слушать. Я ничего не мог сделать.
– Сейчас ты, наверно, уже полковник, – издевательски сказал Стольников.
– Подполковник, – кивнул Цапов, – я же тебе объясняю, что ничего не мог сделать.
– Но ведь ты работал со мной. Был моим напарником, – упрямо настаивал Стольников, – они обязаны были поверить.
– В восемьдесят третьем милиции не верили, – мрачно сказал Цапов, – начались «андроповские чистки». Убрали Щелокова, к нам перевели Федорчука, который ничего не смыслил в нашем деле, но был убежден, что половина личного состава жулики и проходимцы. Такое было время. Нужны были показательные процессы, чтобы убедить всех в коррумпированности сотрудников милиции. И ты попал под эту волну.
– Но ты ведь знал, что я не виноват. Что я не брал этих денег, – зло сказал Стольников. – Знал, что мне их подбросили. Почему же ты промолчал?
– Я не молчал, – упрямо повторил Цапов, – я же тебе говорю, время было такое. Меня просто послали подальше. Я ходил на прием и к генеральному прокурору, вернее, он меня не принял, но я к нему записывался. Я даже просился на прием к министру, но тот меня тоже не принял. А потом мне посоветовали вообще не лезть в это дело. Я писал тебе в колонию.
– А я не читал письма, – горько сказал Стольников, – с тех пор, как получил письмо от своей стервы, где она сообщала, что решила со мной развестись. Я не читал после этого ни одного письма. Сжигал все, что мне приходило. Решил отрезать свою прежнюю жизнь, а потом начать все сначала.
– И начал? – спросил Цапов, показывая на больницу.
– А что мне оставалось делать? С голоду подыхать? Или швейцаром где-нибудь в казино устроиться?
– И ты решил стать бандитом.
– Во всяком случае, здесь я делаю то, что умею. И ты мне мораль не читай. Видел я эту мораль и когда меня брали ни за что, и когда меня в колонии гноили. Ты ведь знал, что деньги мне подбросили.
– Конечно, знал, – кивнул Цапов, – поэтому и ходил повсюду. Но доказательства были железные. На деньгах оказались твои отпечатки.
– Так эта дрянь ведь меня тогда обманула, – пояснил Стольников, – откуда я знал, что ее подослали из КГБ. Она ходила ко мне несколько дней, а потом сказала, что знает, где прятал деньги ее бывший любовник. А мне как раз нужны были
