Боже) звуков. Он терпеливо ритмично считает, гипнотизируя непотопляемую фекалию в «толчке».
Наконец-то достигнув нужной цифры, он с наслаждением жмет на «смыв», толкает створку ногой и бегом влетает в зал.
Да-а…
Как это понимать?
Эмма в прежней позе, спокойна, расслаблена. Единственная разница – курит черную сигариллу (батюшки, как ей это идет!). Легкий дымок развевается перед совершенно неподвижным амимичным лицом, словно ветер времени, пред ликом Сфинкса.
В холле никого, даже обслуга попряталась куда-то.
Неожиданно дверь распахивается и та самая небритая харя «парламентера», растерянная, обескураженная, орет визгливым голосом до смерти перепуганного ребенка:
– Сумасшедшая, с… ка!!!
Девушка бросает рассеянный взгляд на оратора и створка тут же захлопывается.
Кирилл в недоумении:
– Что ты сказала им?
Нимфа вскидывает глазищи в показном удивлении:
– Я не понимаю, чего ты больше жаждешь, меня, или раскрыть тайну исчезновения этих троглодитов?
Он задохнулся от предстоящей перспективы:
– Т-тебя, конечно.
– Тогда едем. Такси я уже вызвала.
Она поднимает бокал, над которым все еще вьется тонкий сизый дымок раковой палочки:
– Ну что, выпьем на дорожку?
3.
В авто они еще пару раз приложились к бутылке, и если на мужчину это практически не повлияло, то дама стала значительно веселее и легкомысленнее. Слушая ее удивительно остроумные шутки, едкие замечания о «бравых бандюганах», звонкий раскатистый смех и прочую развеселую чепуху, он понимал, что подшофе она нравится ему еще больше (хотя куда еще-то?).
Все, почти дома.
На площадке, пытаясь попасть ключом в дверной замок под приглушенное хихиканье подруги, он услышал скрип соседней двери. Баба Шура, его неизменный соглядатай, цербер и судья совести, окинула их презрительным взглядом, скривила и без того сморщенное личико и прошипела по-змеиному:
– Ну, Панкратов, совсем до ручки дошел.
Он не понял, чем вызван неадекватный спич пожилой женщины. Батюшки! Не она ли десятки раз наблюдала, как он с завидной регулярностью водил в свою квартиру разнообразных симпатичных девиц: беленьких, желтеньких, черненьких. И никогда подобное асоциальное поведение соседа не вызывало таких язвительных замечаний добропорядочной пенсионерки. А тут – идеальное воплощение всего женственного, и на тебе, не оценила старая рухлядь.
Все происходило быстро, стремительно. Никакой прелюдии, только вожделенная цель и прямой путь к ней.
Он не помнил, как они разделись, как рухнули в объятьях в постель. Только тот же волшебный аромат, заполнивший все вокруг.
Ее влажные ищущие губы беззвучно шепчут что-то.
Боясь увериться, что это просто сон, он на миг слегка отстраняет ее, стараясь запечатлеть в сознании.
