сказала, что можно говорить о Голливуде, но нельзя забывать, что это лишь мечты. Ты сумасшедшая. Никуда ты не будешь ходить со звездами. Ты – толстая некрасивая Этель Эвански, которая живет в Хэмтрэмке. На кой черт ты нужна звездам?
Этель сильно ударила Хельгу, но все же испугалась: вдруг Хельга права? Она, Этель, не останется здесь и не выйдет за поляка. Не будет готовить картофельное пюре с жареным луком. Зачем ее родители уехали из Польши? Чтобы жить в маленькой детройтской Польше?
Инцидент, после которого Этель перешла от фантазирования к действиям, был связан с Петером Чиночеком – пареньком с торчащими ушами и большими красными руками. Он пришел в гости к шестнадцатилетней Этель. Петер, наполовину чех, наполовину поляк, был сыном подруги тети Лотты. Мать и отец едва не обезумели от радости. Этель помнила, как тщательно убиралась в доме мать перед визитом Петера. Квартира сверкала. А какими были родители в тот вечер! Мать – волнующаяся, в только что отглаженном платье. Отец – худой, лысый, старый, с усталыми бесцветными глазами. Боже, ему было только тридцать восемь.
Вечер, когда к ним пришел Петер Чиночек, навсегда остался в памяти Этель. Прежде всего она увидела большие уши, потом прыщи на шее вокруг еще не созревшего красного чирья. Но мать, вынесшая на веранду кувшин с лимонадом и деликатно удалившаяся на кухню, сияла так, словно к ним домой пожаловал сам Кларк Гейбл.
Весь квартал ждал. Обитатели соседних домов знали, что к Этель пришел «претендент». Этель и Петер молча сидели на крыльце, прислушиваясь к скрипу ступеней и шепоту, доносившемуся с веранды соседей. Она хорошо помнила маленький дом, зажатый между рядами подобных строений с маленькими тускло освещенными столовыми, тесными гостиными и кухоньками, где люди проводили бóльшую часть дня. Возле домов находились мусорные кучи со шнырявшими возле них кошками. У Этель в ушах до сих пор звучали вопли, которые они издавали при совокуплении. Иногда кто-то из соседей окатывал их холодной водой, заставляя умолкнуть. То ли они промахивались, то ли коты были исключительно страстными, но спустя некоторое время стоны возобновлялись.
Этель вновь вспомнила тот вечер, когда она сидела на скрипучем крыльце и слушала Петера Чиночека. Он рассказывал ей о своей работе, потом взял за руку. Его ладони были влажными и липкими. Петер признался, что мечтает о таком же домике и детях. Этель вскочила со ступеньки и убежала! Конечно, она вернулась назад, но лишь после того, как Петер ушел. Ее родные смеялись. «Маленькая Этель испугалась мальчика. Она просто создана для того, чтобы рожать детей, – у нее отличные широкие бедра, она не будет мучиться».
Этель молчала. Она стала заниматься в школе с удвоенным усердием, а летом устроилась на работу в центре Детройта. Стала весьма толковой секретаршей. Она не встречалась с юношами. Она ждала. Копила деньги и ждала.
В двадцать лет она отправилась в Нью-Йорк, имея при себе пятьсот долларов. Последнее время она работала в отделе по связям с общественностью
