(они связаны с традициями морфологических, конфигурационных и сравнительных исследований); семиотические (они связаны с анализом и интерпретацией смыслов).
Большинство коллег сочтет подобные опыты слишком отвлеченными и оторванными от нашей повседневной практики. Не буду спорить. Вероятно, прагматический подход больше резонирует с жизненными и академическими ситуациями каждого из нас. Приходится думать о публикациях, учебных курсах, отчетах и прочих неизбежных делах. Обращусь в силу этого к привычному неоинституционализму, который напоминает о себе по множеству раз в день. По моему глубокому убеждению, институционализм и неоинституционализм ни в коем случае не методология и не группа методологий. Это в лучшем случае аморфное соединение разнородных (!) традиций за счет условно общей повестки (или повесток) дня, а также расширительных трактовок коренной предметности. При этом свой условный предмет – институты и практики – мы (все мы теперь, похоже, неоинституционалисты) принимаем за единственную реальность, а все остальное отказываемся видеть и даже рассматривать. Когда же это становится невозможно, то свой действительный предмет начинаем трактовать как институт или институционализируемый процесс.
Получается парадоксальная ситуация, когда мы то, что функционально предназначено быть методологией или методологической рамкой для некоего даже не направления, а широкого потока исследований, определяем не по когнитивным способностям или исследовательским приемам, а по предмету – пусть даже предельно широко и гибко понимаемому. Давайте же посмотрим, не что в фокусе внимания наиболее успешных неоинституционалистов типа Дж. Марча, Й. Олсона, Дж. Цебелиса, Ч. Рэгина, А. Лейпхарта, Д. Берг-Шлоссера, М. Гриндл, Б. Вайнгаста, П. Норрис, С. Стейнмо, П. Пирсона, П. Эванса, К. Телен, В. Патцельта и др., а как они добывают новое знание. Едва ли не главные их интеллектуальные средства связаны со сравнительными исследованиями, особенно с конфигуративным анализом и моделированием, т.е. в основном с морфологическими методами, даже если они так ими и не называются. Вывод заключается в том, чтобы рационализовать опыт наиболее содержательных достижений, созданных в русле неоинституциональных традиций. Причем рационализовать не представление достигнутых результатов, а способы их получения. При таком подходе легко выясняется, что соответствующие исследователи критериями и сравнения, и моделирования делают гомоморфизм, изоморфизм и гетероморфизм изучаемых институтов, что бы они ни понимали под этими терминами. А терминами подобного рода неоинституционалисты по большей части, увы, не пользуются, чем напоминают Журдена, с удивлением обнаружившего на старости лет, что он говорит прозой.
Анализ наиболее продуктивного опыта неоинституционалистов показывает, что в трактовке институтов обнаруживается множество труднопреодолимых расхождений, а сходства проявляются в фактическом использовании морфологических техник от простых аналогий (это не в счет
