на мое место и принялся за мой кофе, на всякий случай поинтересовавшись:
– А пожрать есть?
– Есть. Сухарики «фитнес», зеленый салат и яйцо всмятку.
– Тишка в своем репертуаре.
– Можешь скушать герань, она тоже полезная, – невозмутимо отозвалась я.
Он привычно хрюкнул в адрес вечных бестолковых диет (не быть мне фотомоделью!) и достал из сумки мой любимый вишневый штрудель.
– Тарелку дай, да? – Он так и лучился гордостью. – Я о тебе забочусь, потому что люблю. Цени!
Я со вздохом села. Приятно, конечно, слышать такое от парня, в которого влюблена вот уже шестнадцать лет (с наших одиннадцати), и сердце все еще трепещет в бестолковой надежде каждый раз, когда он меня обнимает, но… черт бы его подрал, балбеса! Мог бы и не дразнить!
Тошка тоже изобразил тяжкий вздох и сам достал тарелку под штрудель. И сам же немедленно умял половину.
– Короче, слушай новость, – возвестил он, для пущей торжественности воздев вилку к люстре. – Твой «Нотр Не-Дам» взяли для постановки в Америкосии!
Я чуть не подавилась.
– В смысле взяли «Нотр Не-Дам», гражданин Вайнштейн? Кто им дал?
Гражданин Вайнштейн немножко отодвинулся, но синие бесстыжие глазки не спрятал.
– Я! – Антошка стукнул себя кулаком с зажатой вилкой в грудь. – Можно сказать, проник в стан врага, провел блестящую операцию…
– Всучил врагу дезу и требуешь медаль, да? – продолжила я, стараясь не повышать голос. Мама учила, что так намного лучше слышно, а мама знала толк в этом деле. – Ты упер мой капустник, отдал американским собутыльникам и гордишься?
– Не собутыльникам, а самим Тому и Джерри! – не на шутку обиделся Тошка.
А я офигела окончательно. Том Хъеденберг и Бонни Джеральд, звезды Бродвея – и капустник в стиле «шиворот-навыворот», переиначенный мной из «Нотр Дама» в чисто хулиганских целях? Ну ладно, не просто переиначенный, а практически написанный заново, причем сразу по-английски, вот так меня вштырило после просмотра лондонского позорища (и развода). Не суть. Все равно так не бывает.
– Ври, да не завирайся. Том и Джерри такого бреда не ставят.
На что Тошка презрительно сморщил греческий нос, вскочил и зачем-то помчался в комнату. Через полминуты вернулся, неся мой ноутбук. На это святотатство я даже не отреагировала – не уронил, и слава богу. Главное, пусть поставит, а убью его потом. Когда отойдет от ноута подальше. А то еще забрызгает мою прелес-сть.
Но вместо того чтобы поставить святыню на стол и почтительно удалиться в пустыню замаливать грехи, Тошка вставил в ноут флешку и запустил проигрыватель.
– Не веришь, а зря. Я тебе сейчас все покажу, все-все, тут такие кадры!.. – бормотал он, что-то там пролистывая. Насколько я видела, кадры были зашибись, сплошь пьяные рожи в каком-то баре. – Вот, вот оно!
– Оно – в смысле эти косые китайцы? – уточнила я, но больше из вредности: в одной из рож, самой унылой и красной, легко
