но, сдается мне, нечто подобное видел у нынешних полисенсуалистов – луг, каким его видит жаба, Галактика, какой ее видит несущийся со сверхсветовой скоростью пьяный андромедянин…
Оглядываясь на дверь и ежась от стыда, я аккуратно сложил рисунок вчетверо и спрятал в бумажник. Прекрасное начало, первое вещественное доказательство – украденный из комнаты шестилетнего пацана рисунок…
Я взглянул на часы и стал собираться. Надел другую рубашку, сменил галстук на более легкомысленный. Пистолет оставил под подушкой. И отправился искать Некера.
Прохожие проявляли полное пренебрежение к сгорающим над крышами метеоритам – притерпелись, надо думать. На их месте я бы тоже, наверное, притерпелся. Немного поплутав, я добрался до бара «Волшебный колодец» и вошел. Очень большая комната со всеми атрибутами мини-заведения – стойка с высокими табуретами, мюзикбокс в углу, два десятка столиков, шеренга игральных автоматов, телевизор над стойкой. Тысячи таких заведений-крохотулечек кое-как существуют от Куала-Лумпура до Баффиновой земли, и, как правило, каждый старается обзавестись чем-то особенным, неповторимым – то доспехи средневекового рыцаря, тысячу лет назад с пьяных глаз угодившего в болото и извлеченного при муниципальных работах, то африканские маски в южноамериканских барах или южноамериканские индейские вышивки в барах африканских, то (своими глазами видел в Лахоре) обломок летающей тарелки, взорвавшейся по неизвестной причине прямехонько над домом владельца бара. Здесь функцию раритета исполнял громадный засушенный осьминог – морская тематика, как и положено в портовом городе. Рядом висела табличка, возвещавшая, что этот самый кракен, прежде чем был загарпунен, утащил в пучину трех боцманов, одного штурмана и откусил руль у канонерки. Со времен своих славных подвигов кракен неимоверно усох…
Я пробрался к стойке и попытался привлечь внимание игравшего миксерами Жерома. Привлек. Взял бокал гимлета и ушел на облюбованное свободное местечко в углу. Столик попался тихий. Двое юных влюбленных переплели пальцы под столом. Как некий контраст тут же примостился старик: худой, весь какой-то высохший, подобно легендарному кракену, он обхватил полупрозрачными ладонями стакан с чем-то желтым и поклевывал носом.
Я поставил бокал на столик. От этого звука Мафусаил вздрогнул и пробудился.
– Ваше здоровье, – сказал я.
– Прозит, – сказал он.
Мы отхлебнули и помолчали.
– Он умер, – сказал старик.
– Кто? – вежливо поинтересовался я.
– Рольф Штайнвальд.
– А…
– Вот так. И за ним пришла та, что приходит за всеми людьми. Пришла, увы, с опозданием на сотню лет. Рольф Штайнвальд, ста двадцати четырех лет от роду, был личностью в своем роде уникальной – последний доживший до наших дней эсэсовец. Дивизия «Викинг». Свое давно отсидел, но оказался столь крепким, что, казалось, сам дух Черного корпуса упорно держит на этом свете свое последнее вещественное воплощение. Лет десять назад экс-оберштурмфюрер
