позади – несомненно, симпатичное и хорошо оборудованное жилище, с приятными соседями, и тот, кто решил бы тут поселиться, вряд ли стал бы жаловаться. Но и на страницы «Жилищ богачей и знаменитостей» этот дом вряд ли в ближайшее время попал бы.
Я помахал рукой, на случай, если Мэри смотрит в окно, и медленно пошел по дорожке. Мне казалось, будто передо мной – подделка. Настоящий дом моих родителей, тот, в котором я вырос, находился далеко в прошлом и в тысяче миль отсюда на запад. Я не был в Хантерс-Роке с тех пор, как они переехали, но помнил старый дом до мельчайших подробностей. Обстановка его комнат навсегда врезалась мне в память. Тот же, что стоял передо мной, был словно вторая жена, слишком поздно в своей жизни решившая установить с детьми более близкие отношения.
Возле двери стоял оцинкованный мусорный бак, крышку которого приподнимал плотно набитый мешок. Газет на пороге не было, – видимо, об этом позаботился Дэвидс. Поступил он совершенно правильно, но из-за этого складывалось впечатление, что все уже начало покрываться пылью. Я достал из кармана чужие ключи и отпер дверь.
Внутри было настолько тихо, что дом, казалось, пульсировал. Подняв с пола несколько конвертов с почтой, в основном рекламы, я положил их на столик, затем немного походил из комнаты в комнату, разглядывая обстановку. Комнаты напоминали витрины какой-то странной распродажи, где все вещи происходят из разных мест и оценены намного ниже их реальной стоимости. Даже те, что были на своем месте, – книги в кабинете отца, мамина коллекция английской керамики тридцатых годов, аккуратно расставленная на старинном деревянном комоде в гостиной, – казались надежно защищенными от моего прикосновения и от времени. Я понятия не имел, что со всем этим делать. Сложить в ящики и убрать куда-нибудь подальше? Продать и оставить деньги себе или потратить на что-нибудь достойное? Жить среди этих вещей, зная, что всегда буду считать их не более чем подержанным хламом?
Единственное, что имело хоть какой-то смысл, – оставить все как есть, уйти из дома и больше не возвращаться. Это была не моя жизнь. И вообще теперь ничья. Если не считать единственного свадебного фотоснимка в холле, здесь не было даже фотографий – их никогда не было в нашей семье.
В конце концов я снова оказался в гостиной. Большие широкие окна выходили через сад на дорогу, придавая теплоты шедшему снаружи холодному свету. В гостиной стояли диван и кресло, украшенные изящным орнаментом, небольшой телевизор на подставке из дымчатого стекла, а также кресло моего отца, потрепанная боевая лошадка из темного дерева, покрытого зеленой тканью, единственный предмет мебели, который они привезли с собой. На кофейном столике лежала новая биография Фрэнка Ллойда Райта, рядом с чеком из «Денфорд-маркета». Восемь дней назад кто-то из родителей купил разнообразные закуски, морковный пирог (странный каприз), пять больших бутылок минеральной воды, обезжиренное молоко и бутылочку витаминов. Большая часть всего этого, вероятно, находилась среди
