рок прекратил свое звучание. В зале наступила тишина. Мужчина что-то гневно выговаривал, но его никто не слышал. Восемьсот глаз весело подмигивали Юмашевой, дескать, выговора не успели огласить, на твою удачу даже микрофон сломался. Возле трибуны засуетились штабисты, подтаскивая провода, какие-то ящички, чемоданчики, но грузный мужчина уже покинул пьедестал. Он вышел из зала, гневно шевеля густыми бровями и полными губами.
– В Москву поедешь, – выдохнул сосед. Он придвинулся и заговорщически приник к Юмашевскому уху.
– Зачем я туда поеду? – Гюзель с недовольным видом отодвинулась от соседа. «Вечно он со своими приколами».
– На переаттестацию, генерал сказал. Ты что, не слышала?
– Нет, не слышала, – беспечно отмахнулась от соседа Юмашева, – а когда ехать-то?
– Завтра, завтра и ехать. Поедешь? – в глазах доброхота зажглись странные огоньки. «Да он радуется, – подавила тяжелый вздох Гюзель Аркадьевна, – конечно, – сердито думала она, – переаттестация – дело поганое, но сегодня я, а завтра ты поедешь…»
– Поеду. Приказ есть приказ! – вслух сказала она и открыла блокнот. Больше не хотелось обсуждать поездку со словоохотливым соседом, слишком уж назойлив, слишком сердечен. А на поверку выяснится, что радуется ее неприятностям. Так устроен мир.
Она еще долго сидела в опустевшем зале с закрытыми глазами. Ей хотелось куда-нибудь исчезнуть, уменьшиться в размерах, дематериализоваться, в конце концов. Только бы не видеть сочувствие в глазах сотрудников, один за другим покидающих зал совещания. Кое-кто не скрывал, дескать, слава богу, сегодня размазали не меня, кто-то искренне сочувствовал. Большинство просто не обратило внимания на происходящее, а что, рабочий момент, поругают сотрудника, он затрепыхается и развернет бурную деятельность по раскрытию глухарей. Гюзель Аркадьевна не хотела выходить из зала, чтобы не попасться на глаза генералу. Если увидит ее в короткой юбке – следующий публичный разнос обеспечит на полную катушку. И еще она не любила оформлять командировочные предписания. Надо обойти массу кабинетов, чтобы подписать нужные документы, поставить печати, заштамповать, зарегистрировать, проштемпелевать. Самое приятное в этом деле – получение командировочных денег. Всегда приятно пошуршать тугими бумажками, вложить их в бумажник, сразу себя человеком чувствуешь. При мысли о шелестящих дензнаках Юмашева бодро встала и одернула юбку, стараясь удлинить ее до бесконечности.
Холодный воздух успокоил разбушевавшиеся нервы, остудил пылающее лицо. Гюзель Аркадьевна села за руль помолодевшей и посвежевшей. Все равно справлюсь, всегда справлялась с неприятностями, и сейчас не пропаду!
Уже поздно вечером она пришла на Московский вокзал и купила билет.
– Поезд идет ночью. В два часа, – предупредила кассирша, пряча утомленное лицо за окошечком.
– Поеду ночным, мне туда и обратно, в этот
