на улицу, наш герой, а звали Никита Свиридонович Семочкин, пополней закутался, так Москва в ту зиму стояла холодной до самых костей, при всем ее блеске и величии. Этот блеск и величие и заразили бедного Семочкина, который прибыл столицу из чисто творческих интересов, не подозревая что это пространно мысли требует совсем иного подхода чем просто чистота души и бескорыстное служении искусству. Здесь требовалось хватка волка и когти льва, намешанная на хитрости лисы и толстокожести медведя. Не обнаруживающий в себе этих качеств, человек погибал или превращался в жертву, которой питаются ежедневно и понемногу. И хотя Семочкин был готов к мученической жизни, но от нее он ждал и наград. Но вот здесь то расчет его ошибся. Наград на его голову не сыпались, словно город был лишен внимание Бога, куполом из прозрачного стекла. Словно все доброе и заботливое от Богородицы, было вынесено за пределы главного города. Главный город блистал и веселился тем блеском, которым положено гордится и заманивать наивных прихожан, обирая их до нитки, превращая в рабов и бомжей. Последние околачивались в местах где всегда можно было сослаться на отбытие в другой город, то есть вокзалы. Но вскоре и вокзалы стали приводит в благоприятный вид и низшему грязному и вонючему классу ничего не оставалось как вымереть с лица земли, унося с собой последние крупицы человеческого тепла, бескорыстия и грязи. Очищение города, под руководством мэра, привело к новым стерильным отношениям между людьми, они-то и выражались в тщательно-вежливом и пахучем, чем-то из кальяна, запахе поведения. От этого, человеку, прибывшему из периферии, кружилась голова и случались скорые обмороки, а после словно под гипнозом, последние выполняли любые повеления, которые только может допустить себе человек. Рабство процветало здесь словно в Древнем Риме.
Было несколько видов рабства
– Узаконенное рабство, дающее привилегию работодателей, под видом благородного занятия, приобретать живую силу как наемный труд для выполнения самой низкой работы.
– Черное рабство, где людей привозили словно скот, и даже хуже, и держали даже хуже скота, заставляя работать по 24 часа в сутки без тёплой воды на мытье и чистых простыней для отдыха. «Рабочая сила» здесь жила в условиях где легко размножается какая-нибудь палочка постепенно убивающая живой организм. Что происходило в теми, уже не могущими что-либо делать, не известно. Известно только, что люди эти шли на эту «каторгу» добровольно, из крайней нужды, а перед носом у них работодатели всегда держали морковку, помноженную на слухи вроде того, что якобы кто-то разбогател и даже сам стал управляющим, и даже сам построил дом. Никто не видел этих везунчиком, но людям нужна хоть какая-то вера. Если не в Бога, так в «доброго дядю»
– Высокое рабство отличалось от других тем, что это принадлежало «высшему классу» и все здесь было чистоплотно до стерильности, ухоженность во всем и обслуживание. Как и полагается, по высшему разряду.