style="font-size:15px;"> – Пошли. Зак пошел за человеком. Грубая постройка, да и все слишком простое до безобразия. Он заглянул в комнату. Все было из грубого дерева и грубого материала, хотя, как он понял, они старались как можно лучше. Был даже камин и карандаши.
– И мяса вы не едите – добавил он.
– Редко. В основном козлятину или говядину.
– Лучше отведите, где нашли. Пришел провожатый, не Иуда, другой человек, принес кожаные грубые ботинки – там трава острая – ноги порежешь. Зак одел и, как робот, пошел за ним. Человек открыл проход и показал – вон твой дом, светлячки будут освещать дорогу. Спокойной ночи.
– Прощай – сказал Зак и пошел вперед к дому. Действительно, светлячки освещали дорогу по бокам.
Следующую неделю Зак провалялся в глубокой депрессии. Не могли привести его в чувство ни камин, ни бутылка конька, пожертвованная высшими.
Кашу он не ел, молоко терпеть не мог, ходил по дому, сшибал углы, глядел на появляющуюся и исчезающую еду. Сделал несколько попыток суицида – как всегда безуспешно. Обрезал штанины и получились шорты, едва видневшиеся из-под рубашки. Долго ругался на безмозглых дизайнеров. Потом пошел в лес и упал на первый попавшийся острый сук. Когда очнулся рядом сидел пожилой человек.
– Не помогло?
– Нет. Зак сидел на земле. На порванной рубашке засыхала кровь, на груди не было и следа.
– Домой хочешь? – спросил старик.
– Хочу – ответил Зак и еле-еле сдержал слезы.
– Чем тебе здесь не нравится? Тут Зак не сдержался и заревел в голос
– Средневековье. Ни одежды нормальной нету, ни еды, даже телевизора. Чем вы тут занимаетесь вообще? Один намекал на… кошмар какой-то. Он вытер рубашкой лицо.
– Что собираешься делать?
– Есть еще несколько способов.
– Не получится.
– А вдруг? Как говорят, надежда умирает последней. Мне надеяться уже не на что. И кактусы эти меня подставили, интересно, что они за игру ведут. Старик нахмурился.
– Ты, если совсем плохо – в ручье покупайся. Поплавать не получится, но просто в воде посиди – остынь.
– Спасибо за совет – Зак покачал головой и не заметил, как старик ушел.
Вечером он разорвал простынь на полосы и повесился. Сук треснул. Почти до утра он пролежал в лесу. Потом пошел в дом, собрал все режущее, чашки и тарелки, поленья, все, что могло пригодиться, и пошел на луг. Стал выдирать траву. Начертил круг, в ней звезду, за неимением свечей сложил по костру из дров. Потом писал буквы, которые помнил. Потом снял и разорвал на клочки рубашку, порезал вены, и кровью обвел надписи, подумал, что гореть, наверное, будет больно, но это его не остановило. Он зажег костры и встал внутрь пентаграммы.
– Папа – закричал он, папа, забери меня отсюда.
– Ему показалось, что отец спросил «где ты».
– Что-то похожее на рай, здесь плохо, забери меня. Ответа он не услышал. Кашляя от дыма, он заорал – я домой хочу, папа! Потом ему удалось выпрыгнуть из большого костра, огонь перешел
