ь, как пилоту. А давным-давно, наверное, в прошлой жизни, ревели турбины, и бушующее пламя уносило меня туда, где темнеет небо и звезды иногда видны даже днем… никогда не подозревал в себе излишней сентиментальности.
Я накинул куртку, спрыгнул на бетон и несколько минут стоял, прислушиваясь к потрескиванию остывающих моторов.
Нескладный малый с землистым лицом подложил колодки под колеса, притащил стремянку и открыл капот правого двигателя. Вдруг он резко развернулся, зашатался, но все же удержал равновесие и крикнул:
– Джек! Чуть не забыл! Тебя ждут в столовой! – и вновь передо мной маячила его широкая спина. По-моему, механик не интересовался, услышал я его или нет. Зимний холод, судя по всему, тоже никак на него не действовал. Зато мне стало зябко.
Я еще раз бросил взгляд на двухмоторную стрекозу и бросился к терминалу.
Вечером в кафе полно народа, и я не сразу нашел человека, который меня вызвал. Мне пришлось, извиняясь, проталкиваться между стойкой и столиками, пока, наконец, я его не увидел.
Коренастый мужчина вальяжно развалился в кресле и неторопливо потягивал кофе. Он поднял на меня равнодушный взгляд блестящих и выпуклых, как у жабы, глаз и жестом пригласил меня сесть напротив. Я выполнил его приказ.
В суровой внешности моего заслуженного тестя, полковника Джеймса Келли, было какое-то жестокое обаяние. Мне, во всяком случае, всегда хотелось говорить ему только правду. И выкладывать все, что я знаю.
– Джек Риппер, – раздельно произнес он, как только я устроился напротив. – Я завидую твоей фамилии.
Я заказал кофе и спросил тестя, чем обязан. Полковник положил на стол папку и пролистал несколько бумаг.
– Мне нужно, чтобы ты летал. Для меня, – сказал он, отставив пустую чашку.
– Вам понадобился извозчик? – непочтительно спросил я, обжигаясь горячим напитком.
Тесть соединил кончики пальцев и наблюдал за моими страданиями из-под прикрытых век. Примерно так сытый гризли смотрит за играми зазевавшегося олененка.
– Не буду врать, – наконец, ответил он. – Мне нужен полевой агент-летчик.
– Вот как? – воскликнул я. – А я-то думал, вы меня давно списали. Честно сказать, я до сих пор не могу понять, зачем вы тогда выступили перед трибуналом. Если бы не ваша речь, вряд ли мне дали бы положительную характеристику, когда пинком вышвырнули из ВВС.
Полковник почесал за ухом:
– Я сделал это ради дочери. Кроме того, я за справедливость. Нельзя наказывать человека, который вскрыл недостатки нашей противовоздушной обороны. Но это полбеды. Потом ты покатился по наклонной.
Тесть начал отгибать пальцы, перечисляя мои грехи:
– Тебя последовательно вышвырнули из: инструкторов школы летчиков-истребителей, испытательного центра НАСА и с должности пилота компании Боинг. И все это – за воздушное хулиганство! Чем ты Боингу не угодил, а?
– Разве вы не знаете?
– Честно говоря, не было времени запрашивать твое досье. Отвечай!
Я пожал плечами:
– Не понимаю, что там так взъелись? Я поспорил со вторым пилотом, что пролечу под мостом «Золотые ворота». На новеньком лайнере – мы перегоняли его во Фриско.
– Какие были ставки? – поинтересовался тесть.
– Пять баксов, наличными. Я выиграл.
Тесть многозначительно покачал головой:
– Именно такого зятя мне и не хватало. Не каждый способен за пять баксов лишиться денежной и престижной работы в крупной компании. А потом сесть на шею моей дочери!
– Вообще-то, у меня есть военная пенсия, и кое-что я зарабатываю развлекательными полетами… – я неуклюже попытался оправдаться.
– Если на эти деньги ты снимешь комнату в ночлежке, то умрешь с голода! – оборвал меня полковник. – Собирайся, поехали!
– Куда?
– В Брансуик. На старую авиабазу.
– Мы не заедем в тренажерный зал? – обнаглел я. – Мэри сейчас в рейсе, меня некому отвезти. А мне обязательно надо продлить абонемент.
– Хорошо, – коротко ответил тесть, убирая бумаги в папку.
Я допил кофе и вышел на улицу. На стоянке серой тенью маячил «Додж Кэрриолл» времен Второй мировой войны – крытый полноприводный джип. Когда-то на таких машинах разъезжало фронтовое начальство. Ныне же автомобиль был гордостью полковника Келли – говорят, он восстановил его сам.
Мы покатили по вечерним улицам. Вспыхнули ртутные лампы. Теперь город казался мне зеленоватым, мертвенно-бледным чудовищем, безжалостно перемалывающим людские
