я отвлекся. Стало быть, после неудачной попытки художника вступить в разговор кто-то упомянул пресловутое пфальцграфство, и завязался оживленный спор о том, какую политику должна проводить Испания в Центральной Европе: сапожник Табарка с невероятным апломбом высказался о герцоге Максимилиане Баварском, о пфальцграфском электоре и о римском папе, смешав всех троих с дерьмом. Один из вышеупомянутых вояк собрался было предоставить самые, по его словам, свежие сведения, почерпнутые у служащего во дворце шурина, но тут, слава тебе господи, беседа прервалась, ибо все перегнулись через балюстраду, чтобы приветствовать знакомых дам, которые, до отказа наполняя открытую карету шелком и парчой, лентами и кружевами своих пышных туалетов, катили в сторону Пуэрта-де-Гвадалахара с явным намерением обшмыгать тамошние ювелирные лавки. Были эти дамы не то что обыкновенные шлюхи, но и не самого высшего разбора куртизанки, однако в нашей обавстрияченной Испании даже проститутки корчили из себя невесть что.
Затем, как по команде «накройсь!», все надели шляпы, и разговор возобновился. Дон Франсиско участия в нем не принял, а подошел к Алатристе и, вздернув украшенный эспаньолкой подбородок, показал на двоих субъектов, державшихся в отдалении, в густой толчее.
– Как полагаете, капитан, – спросил он вполголоса и с таким видом, словно говорил о чем-то совершенно постороннем, – эти двое следят за вами? Или за мной?
Алатристе незаметно взглянул на парочку. Оба явно находились здесь по долгу службы. Почувствовав, что за ними наблюдают, они под благовидным предлогом повернулись спиной.
– Да пожалуй что за мной, дон Франсиско. Хотя, если вспомнить вас и ваши стихи, не поручусь.
Поэт нахмурился и посмотрел на моего хозяина:
– Ладно, предположим, что за вами. И что же – серьезное дело?
– Скорей всего, да.
– Черт возьми! Значит, придется подраться… Моя помощь нужна?
– Пока нет. – Капитан, прищурившись, вгляделся в соглядатаев, словно желая покрепче запечатлеть в памяти их лица. – Да и потом, у вас, дон Франсиско, и своих забот хватает – куда ж еще обременять вас моими?
Кеведо помолчал, закрутил ус, поправил очки и – на этот раз уже не скрываясь – метнул в неизвестных взгляд, исполненный решимости и гнева.
– И все же, двое на двое – лучше, нежели двое на одного. Как-то оно симметричней выходит, – сказал он. – Можете на меня рассчитывать.
– Знаю, – ответил Алатристе.
– Вдвоем веселей. – Кеведо опустил руку на эфес шпаги. – Я ведь перед вами в долгу. И учился не у Пачеко.
Капитан улыбнулся в ответ на лукавую улыбку поэта. Луис Пачеко де Нарваэс сделался в Мадриде самым знаменитым учителем фехтования после того, как преподавал эту науку нашему государю. Он сочинил несколько трактатов о том, как владеть холодным оружием, и все бы ничего, но в один прекрасный вечер в одном весьма приличном доме вышел у него с
