слеза —Отпустило тормоза.
Нет, душа не виновата
В эту ночь перед Шабатом,
Что не спит она, не спит,
А телегою скрипит.
Отпустило тормоза —
И пусть катится слеза…
В Иудейской пустыне
Как долго и трудно
Я шёл к Иудейской пустыне.
Мой след затерялся,
И здесь к рассвету простынет.
Карельские сосны, озёра,
Украинский тополь…
Я вдоволь и всласть
Насмотрелся, испил и протопал.
Дышал вашим воздухом,
Жил вашей болью и верой —
И вот я на склоне стою,
Перед рыжей пещерой.
А в Мёртвое море, как соль,
Оседает и эта минута.
Я не виноват,
Что родился в долине Галута.
За всё заплатил я сполна,
И не требую сдачи.
Я в центре пустыни стою,
Не молюсь и не плачу.
О чём попросить,
Если я не умею молиться?
Оазис внизу —
Там, в тени, подадут мне напиться.
Чего ещё надо,
Чтоб выйти опять на дорогу!
У Бога не просят,
А благодарят только Бога.
За серо-зелёное море
Под куполом синим,
За то, что стою
Посреди Иудейской пустыни.
За то, что Исход —
Хоть и поздно – всё же случился;
Что жив до сих пор,
Не разбился, не спился.
Особо за то,
Что, ни слова молитвы не зная,
Уже я, по сути, допущен
В приёмную Рая.
Мне так на душе
Не бывало спокойно доныне,
Как в этих невзрачных горах
Иудейской пустыни.
Слияние
Уже и смех, и слёзы
Остались позади —
Сибирские морозы,
Балтийские дожди.
И местные евреи
Нам говорят: «Смотри,
Как медленно светлеет
Израиль изнутри.»
Движенье и слиянье —
Великий «никайон» [3].
Уже его сиянье
Видать со всех сторон.
Мы «пашем» с интересом
С утра и до утра.
Совсем другая пьеса
Здесь шла ещё вчера.
Мы стали выше ростом —
Совсем иной полёт.
А завтра на подмостках
Другой спектакль пойдёт.
Ашкелону
Путь земной закончить дай мне силы,
На последний выдох и поклон,
Скромный, незатейливый и милый,
Иудейский город Ашкелон.
Мой просторный, молодой и древний,
Дай мне ничего и дай всего,
Ты – моя родимая деревня,
И столица сердца моего.
Дай ещё мне дюжину апрелей,
И хотя бы столько октябрей.
Вряд ли так тебя ещё воспели
Бескорыстнее или добрей.
Поклоняюсь якорю и флагу
Здесь, где волны ласково поют.
В
Никайон – уборка
