Беспалов. – Занимайтесь своими делами. Я пришел сюда посмотреть на местную жизнь. Надо же знать, чем живет народ. За войну совсем отвык от этого.
Биденко, развернув тележку, торопливо покатил ее дальше, а Беспалов осторожно направился за Гусейновым. Торговцы и грузчики подобострастно расступались перед ним, освобождая дорогу. В их безропотной услужливости было что-то рабское, невольно задевающее душу. В советских букварях первой фразой, которую учились писать дети, было: «Мы не рабы, рабы не мы». А здесь вдруг все сразу, забыв, кем были еще совсем недавно, потеряли человеческое достоинство. Причиной всему, конечно, страх. Неужели они боятся телохранителей Гусейнова, кстати сказать, наверняка русских парней, может быть, даже тоже побывавших в Афганистане и на Кавказе? Но, скорее всего, страшны были не телохранители, а само положение торговцев. Выгони их с рынка, – и им останется просить милостыню или помирать с голода. Никакой другой работы в городе нет.
Гусейнов шел, высоко подняв голову, а встречавшиеся ему на пути торговцы кланялись и сгибали спины. Словно подставляли их под щелкающий над ними кнут. Большинства из них он не удостаивал даже взглядом, в сторону некоторых бросал короткие реплики. Они вздрагивали, как от удара, и покорно кивали головой.
Спесь, которую открыто выказывал Гусейнов, была высокомерной, но она не задевала Беспалова. Он хорошо понимал, что Гусейнов не такая уж большая сошка в иерархии местных олигархов. Те, у кого больше денег, не ходят по базарам и не выколачивают мелкие неуплаченные долги. Не ездят по деревням за мясом. Они сидят в офисах или роскошных вилах и управляют созданной ими империей по спутниковой связи. К тому же Беспалов видел Гусейнова в другой ситуации. Он до сих пор помнил его испуганное лицо, когда толпа сельчан во главе с батюшкой подошла к дому Миронова, чтобы защитить того от бандитов. Те, кто держит других в страхе, сам хорошо знает, что такое страх. В этом Беспалов убедился еще на Кавказе.
Гусейнов вдруг остановился и посмотрел в сторону Беспалова. Что-то насторожило его в фигуре бывшего капитана. Может быть, он узнал в нем того самого человека с тросточкой в руках, который стоял около дома Миронова, когда на деревенской улице догорал его джип? Но теперь Беспалов был и в другой одежде, и без тросточки, его можно было перепутать с кем угодно. Беспалов спокойно посмотрел на Гусейнова, прошел мимо него и направился к высокой лестнице, ведущей в мясные ряды базара. Гусейнов долго смотрел ему вслед, Беспалов чувствовал это затылком и теперь уже отчетливо понимал: сгоревший джип он никогда не простит никому.
Мясные прилавки были завалены свежим мясом на любой вкус. Предлагались и вырезка, и свиная отбивная, и ромштекс. Торговали женщины, по виду все, как одна, русские. Беспалов спросил у некоторых из них, откуда мясо, но ни одна не могла назвать ни район, ни деревню. Они торговали чужим товаром, тем, который поставлял на рынок Гусейнов. Здесь он стоил в два-три раза дороже, чем в деревне. Крестьян нещадно обдирали, и они молча терпели это, потому что у них не было выбора. Рынок принадлежал Гусейнову, и мясо можно было продать только здесь. Лишь сейчас Беспалову стало
