только посредством микрофона и наушников или прямого крика в ухо.
На первом километре движения обнаружилось и более серьезное осложнение: ураган перекачки засасывал воздух перед Шаром до высоты в тысячу метров и выдувал его шквалом позади. От этого несущие аэростаты раскачивались, плясали, дергали канаты, и сеть-система грозила потерять устойчивость. Пришлось остановиться и нарастить канаты так, что они унесли баллоны на полуторакилометровую высоту; там они выглядели серо-голубыми продолговатыми мячами для игры в регби и не имели, казалось, отношения ни к темной махине Шара, ни к танкам – ни к чему земному.
Так, с воем, разбойным свистом, треском моторов, вывели Шар в степь, накатили на нижнюю сеть. Поддели ее лепестки на тросы второй партии аэростатов, запустили их в компанию к первым. Края обеих сетей схватили металлическими связками, закрепили. Перетянули по-иному километровые треугольники канатов – Шар поднялся над степью, застыл, искривляя контуры гор и облаков за собой.
– Ф-фу!.. – Майор Ненашев выпрыгнул из приземлившегося вертолета, снял фуражку, отер пот с бледной, контрастировавшей с загорелым лицом лысины, улыбнулся подошедшему Корневу. – Ну, Александр Иванович, спеленали мы его, как лилипуты Гулливера. Что теперь?
– Теперь? Начать и кончить.
Если это и было преувеличением трудностей, которые ожидали их на пути к Катагани, то не слишком большим. По прямой до города двести с небольшим километров; однако Шар вместе с танками, включая зону опасных ветров, захватывал в движении полосу двухкилометровой ширины. Поскольку в нее не должны попасть ни населенные пункты, ни хозяйственные сооружения, ни линии электропередачи, то на прямой путь рассчитывать не приходилось. Прикинув по карте, самый короткий маршрут едва уложили в пятьсот пятьдесят километров; от краевого центра их отделяли, стало быть, многие дни и ночи умеренного, не быстрее десяти километров в час на ровных участках, и осторожного, с частыми остановками, движения.
…Наверное, участникам этой уникальной операции больше всего запомнилось звучание перемещаемого пространственного феномена: оно сопровождало их дни и ночи. Рев танковых двигателей и треск вертолетов в сравнении с ним казались игрушечными – как и они сами на фоне Шара. Когда скорость движения приближалась к девяти километрам в час, вой сети становился вибрирующим, – видно, отдельные участки ее начинали дрожать от напряжения; от этого звука делалось муторно на душе. Каждый рывок танков в пересеченной местности добавлял что-то новое в дьявольское пение Шара: то гогот внутреннего эха, то резонансное, с тембрами электромузыкальных инструментов улюлюканье… Корнев на остановках объяснял военным, что они транспортируют всего лишь пустоту с особыми свойствами. Те воспринимали это с вежливым недоверием: чтобы пустота – и выделывала такое!..
Впереди на «газике» ехал офицер связи: оповещать, объяснять, прослеживать, чтобы отогнали в сторону скотину, птицу, убрали с полей инвентарь. Убрать могли далеко не всё; стога
