„как ловчее преуспеть“. Но все-таки: вот человек, его дело, его труд – самое, действительно, важное, меняющее мир… и нету в НПВ-поз, которые могли бы запечатлеть скульпторы, выразительных движений для описаний словами, игры красок, линий, света – для художников. Нету! Мура это все, оказывается, здесь – то есть и вообще (поскольку НПВ – общий случай реальности) мура, которой мы в однородном мире ошибочно придаем значение. Внешность, показуха… Но что-то должно выделиться главное… что? К примеру: как выглядел бы на экране я, сидящий вот так на стуле где-то на сотом уровне? Да, пожалуй, так же, со всеми малоподвижными подробностями. То есть НПВ прежде всего делает неразличимым физический труд. Тот, что в поте лица. А умственный – не столь. И „Мыслитель“ Родена сидит, а не вздымает молот. Так что, выделяется примат мысли, замысла?..»
И снова холодок истины, еще не одетой в слова, чувствуемой пока только своей наготой-новизной, повеял на Пеца. Но в этот момент его дальнозоркие глаза наткнулись на самых верхних экранах…
9 час 7 мин 55,82 сек Земли
На уровне К124: 6 + 47 апреля, 4 час 23 мин
…на форменное безобразие: две кучи – в одной новые унитазы, в другой писсуары – на фоне стены из кремового кафеля.
«Эт-то кто же додумался в мужском туалете телекамеру установить?! – заклокотал директор. – Кругом „черные дыры“, а тут – здрасте! Не справляется Терещенко, хоть снимай…»
К черту полетели общие мысли, перед экранной стеной сидел взъерошенный администратор. Так каждый день, каждый час в башне Пеца шарахало от общего к конкретностям, от горнего в болотистые низины; в этом была его маета, а может, и спасение, потому что всякий раз он снова самоутверждающе карабкался вверх.
В эту минуту унитазы на экране быстро и будто сами по себе (около них дрожало почти прозрачное пятно) выстроились в ряд, уходя в перспективу; их было шесть. Над ними на стене выстроились бачки. Затем куча писсуаров как бы сама начала метать на фронтальную стену свои предметы один за другим; образовался идеальный ряд их на нужном для мужчин уровне.
Валерьян Вениаминович смотрел – у него отвисла челюсть. «А что, и по такому можно заметить работающего человека: унитазы и писсуары были свалены в кучи, а выстроились в ряды с нужными интервалами. Преобразование в антиэнтропийную, упорядоченную сторону. Согласно чертежу, проекту, замыслу. Так, может, это и есть?..»
За спиной звякнул телефон.
– Валерьян Вениаминович, вас, – окликнула его Люся.
– Скажите, что иду. – Пец поднялся, повернул стул в прежнюю позицию, неспешно направился к двери.
«Сейчас мне будут делать а-та-та по попке. По моей старой морщинистой попке…»
И все-таки последняя мысль была обобщением его сидения перед «экранной стеной». Полумысль-полуощущение: стремительного потока, прущего против тяготения вверх – вроде извержения, только без ниспадающей
