самое неприятное выяснилось потом. Для бабушки “сексуальное” полотенце моё стало не меньшей ценностью. Сама тема старательно замалчивалась. Это было то, чего мы не обсуждали. Это была наша общая тайна. Пользуясь моим отсутствием, бабушка аккуратно изымала у меня полотенце, отстирывала, а затем возвращала на прежнее место. Не хотел бы я видеть её лицо в те минуты!
От частой стирки полотенце приходило в негодность, бабушка его меняла, однако, что-то подсказывало мне, что эти мои старые “святые плащеницы” с присохшими к ткани правнуками она не выбрасывала.
С самого моего рождения бабушка собирала всё, что со мной связано. Повязанные в роддоме браслетки, детские рисунки, книжки, школьные дневники… Ну вы понимаете. Всё это где-то хранилось. Вроде, как на память. Я был почти уверен, что эти мои полотенца – как впрочем и трусы, простыни – также были причислены ею к семейным реликвиям. Наверное, со временем, когда я женюсь, и у меня появятся дети – а бабушка до последнего не переставала на это надеяться – она будет показывать им эти “реликвии” и рассказывать об отце, своём любимом внучке-извращенце.
Нужно ли говорить, что все девушки открыто меня ненавидели. Я про обычных девушек, которым приходилось отказывать в близости. Иногда я специально, наслаждаясь своим положением сексуального объекта, тешил своё самолюбие и как можно дольше оттягивал этот момент.
Моя недоступность притягивала. В глазах девушек я представал загадочным молодым человеком. И мне нравилось, что меня хотят физически. Да вот только приступить к делу и довести его до конца, было для меня невозможно. Эрекция просто не наступала. Опять же физика. Я не млел от желания к обыкновенной женщине, не вожделел её. С ней мне было неинтересно. Так что у нас были основания для взаимной ненависти. Со своей стороны я давал повод, проявлял повышенный интерес, попросту обманывая несчастную, влюблённую в меня девушку, за что она потом называла меня импотентом и педиком, и я ничего не мог возразить ей в ответ. Обидно! Тем более ни с первым, ни со вторым пунктами обвинения, как уже говорил, я был категорически не согласен.
Думаете приятно выслушивать от девушек такие вещи? Опять же слухи. Сплетни. Короче благодаря таким вот отзывам обо мне сложилась дурная слава. Надо мной все смеялись. Обзывали по-всякому. Делали какие-то оскорбительные намёки. Мужчины – коллеги по работе – не подавали руки. Брезговали. Поэтому новый человек в коллективе был моим шансом на исправление. С его помощью я пробовал реабилитироваться в глазах остальных сотрудников, избавиться от позора, восстановить имя и репутацию, но запавшая на меня простая очередная похотливая дама, лишний раз подтверждала диагноз вынесенный её предшественницами, и тогда я вынужден был менять работу.
Вскоре я довёл себя до нервного срыва, и мне было выписано направление в клинику неврозов, где я провёл полтора месяца, то есть всю первую половину лета 22-го моего года жизни. Там я начал писать. Там же познакомился с
