Тах… Бедолага.
В шею ему ткнулся собачий нос. Пастух оттолкнул пса; Сильвер взвизгнул. Даниэль оглянулся и увидел, что Серебряный поджимает переднюю лапу. Похоже, сломана. Острые уши стояли торчком, желтоватые прозрачные глаза смотрели на хозяина преданно и виновато, пушистый хвост был опущен. Сильвер неловко переступил на трех лапах и лизнул Даниэля в подбородок.
– Отвяжись. Не уберег – и не подлизывайся…
Он умолк, перевел дыхание. В Тайге смерть крадется по всем тропам и может подстеречь любого – человека, собаку, взрослого лорса. Без толку корить пса за то, что сам он жив, а лорсенок – нет. И все же Танцующего Под Луной было жаль до слез.
Даниэль тяжело поднялся, прошелся по загону. Из-за перегородки доносился храп и фырканье второй лорсиной семьи.
Сат Аш следовал по пятам за хозяином, за лорсом ковылял Сильвер. А вот и враг. Сат Аш всхрапнул и прыгнул вперед, встал над лемутом, который лежал с размозженной головой. Понятно: его прикончили лорсы. Чуть в стороне Даниэль заметил вторую тварь – у этого было прокушено горло, кровь забрызгала землю и листья кругом, пропитала шкуру на груди. Молодчина, Сильвер.
Больше Даниэль никого не нашел, вернулся к теленку и унес его из загона. Хоть и малыш, весил Ау Тах изрядно. Пастух наложил шину из щепок на сломанную лапу Сильвера, закрыл пса в хижине, чтобы не путался под ногами, и возвратился к лемутам.
От них исходила мерзкая вонь, и над обоими жужжали мухи. Даниэль стянул одному ноги тем самым лассо, которым поймали лорсенка, и выволок Ревуна из загона, затем тем же способом вытащил второго. Потом он связал лемутов вместе, свободный конец лассо прикрепил к седлу Сат Аша и направил старого лорса к прогалине, где остался застреленный Ревун, больной сонной болезнью. Лопату Даниэль нес на плече и в любую минуту был готов скинуть ее и схватиться за меч. Однако Серый Ветер шагал вперед уверенно и без опаски; очевидно, волосатые твари были уже далеко.
Что заставило лемутов лезть в загон, рискуя шкурой, и похищать лорсенка? Не мясо же, в самом деле. Ревуны живут на растительной пище, как и их далекие предки-обезьяны, и в Тайге им не составит труда добыть себе обед – разные коренья или, на худой конец, листья клена. А тут сунулись под копыта лорсов – помешались они, что ли? Да еще тот, который с сонной болезнью. Один заболел, а другие спятили? Даниэль ломал голову, силясь найти разумное объяснение произошедшему, и не находил.
Уже сгущались сумерки, когда он зарыл на прогалине троих лемутов и верхом на Сат Аше возвратился к хижине.
Под пологом леса было темно и неуютно; однако сложенное из еловых бревен пастушье жилище стояло на обширной площадке над рекой, и возле хижины еще теплилась память о дне. Солнце уже опустилось за Атабаск, но над землей плыл розоватый свет, отраженный от большого облака на небе. Кроны и стволы деревьев приобрели неестественный оттенок, мир как будто слегка искривился, придвинулся – но от этого не стал чужим или страшным.
