в обойму главных семей и жить за счет других. Надо ли спрашивать что-либо с «мы-журналистов», которые в этих семейных и клановых разборках не художники совсем, а контакты. Овеществленные и бездушные, оскопленные и придавленные. Если рассматривать, что в метрополии начали сами деградировать до грубого материализма, то есть до воровства вагонами, до создавались всего лишь разные составы поездов. И какая разница, на каких языках разговаривают его пассажиры, от вагоновожатых до проводников? Но разница все же есть. И эта материальная гонка разделяет именно вагоны одного состава. Людей одной коллективной культуры. Но вирус рынка сделал всех просто зверями, волками-одиночками. Все бегают и рыщут, как бы кого-то задавить, разорвать, проглотить. Остались только буквально зверские разборки коллективные. И где-то они уже начались. И языки возрождения местных этносов по всему СНГ стали языками кровавой войны. Языки-то были лишь способом и поводом приватизации. Теперь эти языки постприватизации стали языками племенной черной страсти. Массы также хотели приватизации. Они хотят до сих пор того же самого – прихватить, урвать, затаиться. И ничего, заметьте, наднационального. Ни газеты, ни элиты. Только бизнес.
В этих условиях надвигающегося шабаша всех против всех надо как бы поискать пути выхода. А есть ли он, существует ли вообще. Или ремидам (будущим государственникам) надо побывать в шкуре Николя Шовена, всем буквально и поголовно? Были воины мировые в центре, теперь же происходит и массовая урбанизация культурной периферии. Ревкон уверяет, что те, кто увидел золотые унитазы последними, съездил за границу уже в первом поколении и увидел все блага цивилизованного мира, являются самыми радикалами – сторонниками этой цивилизации. Все неофиты зефа такие радикалы. Они уверены, что из первобытного родоплеменного мира можно сразу попасть в постиндустриальный. Неофиты попали же сразу в Париж и Лондон. Значит, и у себя можно построить Париж и Лондон! И Сингапур. Сразу.
Если вирус рынка делает всех просто тенями на местах, то вирус рынка в месте его инкубации делает зефа просто вампирами, жаждущими крови. «Мы жили не так!» – кричат они остервенело. Кричат из-за бугра. Кричат в поездке в Париж и после поездки в Париж. Ведь все как в первый раз. Им вторят жующие бананы на местах и сплевывающие в фарфоровые унитазы земляки: «Да, мы жили не так! Долой диктатуру! Долой воров! Долой коррупцию!» А ведь сами поведут себя, и это уже доказано практикой, точно так же. Вирус-то один на всех. Неофиты хотят всего и сразу. Неважно как. Если при диктаторах урывали и припрятывали как-то культурно, то в связи со всеобщим образованием и информированностью этого же хотят теперь очень многие – урвать и догнать. Но много свободы не бывает для всех! Там, где начинается твоя свобода, кончается свобода рядом стоящего, соседа, значит. Орущие неофиты зефа не понимают, что добра на всех не хватит, как ни ори про справедливость со свободой в одном флаконе. Отсутствие культуры и морали коллектива де-факто этому причина.
Глава
