нереального будущего, где он благополучно пролетел сквозь «кротовую нору», уже не являлись одними только мечтами, а ближним эхом уже свершившегося?…
Что если ТАМ он сможет обо всём этом расспросить?
Нет, не так…
Что если ТАМ, перед Зеркалом, он сможет получить ответ?
V
Марк глянул на монитор, где, приближенная внешними телескопами, висела довольно большая туманность. Сверился с картой полёта, убедился, что всё по плану, и она там где должна быть и, когда должна, значит, с курса не сбился, из временного графика не вышел, и лететь ему дальше молодец-молодцом, о чём непременно скажет завтра какой-нибудь бодрячок из ЦУПа, (чтоб им всем там быть здоровыми) … Подтянул кресло, развалился… Теперь только созерцание и ничего больше!
Изображение с телескопов выводилось на мониторы в самом высоком разрешении, с такой же высокой детализацией, подсветкой и расцветкой, как на фотографиях, которые заворожили Марка ещё в детстве. Он любил их рассматривать, ещё не зная о своём умении «проваливаться», но умению, видимо, знаний о нём не требовалось и, помимо Марковой воли, оно проявляло себя даже не будучи опознанным. Из-за этого маленький Марк почувствовал страшнейшее разочарование, когда впервые, при помощи домашнего телескопа, рассмотрел на летнем звёздном небе Сатурн. Золотистая планетка показалась примитивным рисунком из детской книжки, где всё рисуют проще, чтобы было понятней, и не имела ничего общего с величавым гигантом, крутившим «на поясе» три золотых кольца, который словно выплывал из верхнего правого угла большого, как рекламный щит, объёмного плаката на стене в детской. Вот там действительно всё было понятно – там была ТАЙНА, которую хотелось постичь, а не разжёванная, условно-простая данность!
Чуть позже, с освоенным «погружением» в любую картинку, Марк научился отделять «чистые» ощущения от «нечистых» и, оказавшись впервые перед объектом, знакомым до этого только в изображении, некоторое время смотрел внутрь себя и старательно вычищал мозги. Он словно сдвигал в сторону всё то, искусственное по сути, что получил при «погружении», и набирал новое, подлинное, что потом рассеивалось в нём по всем возможным вариантам развития.
Это было трудно объяснить, даже когда для Марка перестала быть тайной вся сложность зазеркалья, но он особенно и не пытался. Просто принял, как данность, что любое, понравившееся ему место – целый город там, к примеру, или только улицу, или часть ландшафта – можно было переместить в одно из собственных «зазеркальных» измерений, стать там своим, вволю надышаться того, что туристам-однодневкам обычно не достаётся, и при этом ничего не потерять, не упустить из обычной жизни…
Он как-то попытался рассказать об этом Клёну, но привычными словами и понятиями всё это было не самым удачным образом объяснено и не похоже
