начатое.
– Эля, у меня есть деньги. – неожиданно решился он. – Я оплачу тебе проживание во Франции. И мы сможем участвовать в поисках.
Я уставилась на него, постепенно выныривая из окутавшего меня дурмана. Жить в Франции на его деньги? Быть чем-то обязанной брату урода, лишившего меня детей? Ну уж нет. Я отчаянно затрясла головой.
– Ладно, я все понимаю. – он наконец отвел от меня взгляд. – Но я останусь здесь и прослежу за поисками. Только сначала сам отвезу тебя в аэропорт. Чтобы точно знать, что ты села в самолет. – он криво усмехнулся и добавил. – Одну я тебя тут ни на минуту не оставлю.
Он действительно не ушел, пока я не прошла регистрацию и не зашла в зал ожидания. Может быть, караулил меня и дальше, но у меня не было обязательной цели умереть именно в Париже. В конце концов, торопиться мне некуда, а в Москве будет куда больше возможностей. Но в московском аэропорту меня встретил мой научный руководитель, профессор Шульман. Его полуседую окладистую бороду я увидела сразу, пройдя контроль, и вначале не поверила своим глазам.
– Эльвира, это правда? – вместо приветствия спросил он, неловко вытягивая из моих непослушных рук спортивную сумку с одеждой. – Ты повеситься хотела? А наша работа? Пусть все вокруг погибнут от слабоумия, а ты дезиртируешь?
– Натан Константинович, вы знаете уже? – только тут я сообразила, что даже не сообщила в институт о том, что буду неделю отсутствовать. По идее, меня могли уже уволить за прогулы.
– Знаем, хохо… – немолодой полный профессор мягко семенил рядом, пыхтя и отдуваясь, но моим попыткам вернуть свою сумку резво сопротивлялся. – Но ты нам нужна! Ты мне – понимаешь, мне! – нужна! На тебе огромная часть работы, кто ее сделает, если не ты? И ты вообще помнишь, почему я взялся за эту тему? Не ты ли меня слезно молила вникнуть в механизм болезни, убивающей твою мать? А теперь что, мать побоку?
– Не знаю, Натан Константинович. – мы остановились, проходящие мимо люди толкали нас, кто-то негодующе фыркал. – Мне кажется, меня уже ничего не интересует. Не будет больше от меня толку.
А ты крестись, коли кажется! – негодующе загремел профессор. – Ну-ка, едем в лабораторию. Ты там будешь сидеть, пока мозги на место не встанут. Еду я тебе сам носить буду.
– А мама… – робко начала было я, но профессор прервал меня:
– Вот тоже мне, вспомнила! Твою мать я к нам оформил как подопытную, в нашей клинике пока поживет. А там видно будет.
Я с облегчением вздохнула и, не споря больше, поехала в институт.
Оказалось, мои мозги хоть потихоньку, но отмерли и теперь просто жаждали работы. Я проводила в лаборатории сутки напролет, сравнивая разные исследования, изучая анализы больных Альцгеймером, и их геномы. Через две недели маму пришлось вернуть домой – клиника не держала подопытных свыше двух недель. Следом вернулась и я – увы, поражение мозга неуклонно прогрессировало, и теперь ее нельзя было даже на день оставлять одну. Она могла открыть
